Контрабандный алкоголь поступал в Чикаго из Канады через Великие Озера. По ночам лодки с выпивкой разгружали в доках на Мичигане, откуда виски и бурбон расходились по пунктам розлива. Там выпивку разбавляли и отправляли уже в подпольные клубы, магазины и бары. Другой алкоголь, гораздо худшего качества, поставлялся в город из захолустных ферм Иллинойса, Айовы, Миссури и Кентукки. Тамошняя деревенщина вовремя поняла, что на этом можно неплохо заработать и начала гнать самогон из всего, что попадется под руку, от еловых шишек до коровьего дерьма. Этим пойлом можно было одинаково, что прочистить мозги, что завести трактор.

Когда алкоголь попадал в Чикаго, за дело брались уже крутые ребята, о которых Хаим Михельсон знал почти все. Город делили между собой итальянцы, евреи и ирландцы. Последних постепенно вытеснили из бизнеса. Последним ударом для них стала бойня в день Святого Валентина, когда парни Капоне, переодевшись в копов, расстреляли семерых бойцов банды Багса Морана. Через пару дней правую руку Морана, Джимми Фэллона, нашли в городском коллекторе с перерезанным горлом. На тайной встрече итальянцы и евреи заключили временное перемирие, чтобы окончательно вытеснить ирландцев из Чикаго. На улицах гремели выстрелы и валялись трупы. Вскоре с «рыжими» было покончено, победители поделили между собой их территории, а сами установили напряженный нейтралитет, запасаясь оружием и союзниками. Последние месяцы кого только не видел Хаим в своей цветочной лавке, которая, помимо всего прочего, служила местом тайных встреч еврейских подпольных бизнесменов. Багси Сигел, «Голландец» Шульц. Приезжал из Нью-Йорка сам Мейер Лански, который хоть и водился с макаронниками, дружил с Лучиано, но всегда был себе на уме и своих не бросал. Всех их приглашал в Чикаго Рамон Лернер, который хотел прибрать к рукам весь город, искал поддержки у земляков и единоверцев. Рамон был человеком нервным и вспыльчивым, даже одержав победу над ирландцами, всегда ждал какого-то подвоха.

Насколько знал Хаим, у итальянцев дела тоже шли не гладко. Федералы крепко насели на Капоне. Этот жирный коротышка опасался, что в его банде завелся «крот», он вечно кого-то подозревал, почти отошел от дел и передал бизнес одному из ближайших сподвижников, Джузеппе Фануччи, имя которого чаще сокращали до простого Джуз. Тот был полной противоположностью Аля, холодным и расчетливым. Говорили, что однажды на его глазах положили с десяток бойцов из банды конкурентов, а у него даже мускул на лице не дрогнул. Не удивительно, что Рамон так нервничал. Капоне был горячим и скорым на расправу психопатом. Его можно было выманить, заставит потерять осторожность, голову и в конце концов заманить в ловушку. Джуз Фануччи был другим, такого просто не возьмешь. Он тысячу раз обдумает, прежде, чем что-то предпринять. Осторожный, жестокий, изворотливый и скользкий, как змея.

Этим вечером Хаим был не в своей тарелке. Рамон все-таки решил нанести первый удар. Не без помощи цветочника, своего главного информатора, он узнал, что итальянцы готовят доставку в город партии спиртного. Не самой большой партии, всего-то один грузовик из каких-то отдаленных ферм иллинойсского захолустья. Бойцы Лернера должны были перехватить машину и забрать ее себе, перебив охрану. Сделать все быстро и осторожно, но по возможности оставить как можно больше следов итальяшкам, чтобы Фануччи точно знал, чьих это рук дело. Так должна была начаться очередная чикагская война, которая окончательно определит хозяев города. Макаронники ответят быстро и, как надеялся Рамон, необдуманно. Евреи же были готовы ко всему. Заранее были подготовлены конспиративные квартиры и схроны с оружием, наиболее надежные солдаты были вооружены до зубов. Последние несколько недель в город съезжались лучшие и самые отчаянные наемники, подкрепления от Сигела, Шульца и Лански. Составлены списки целей для атак и тех, кого предстоит убить в первую очередь. По большей части это были солдаты и капо семьи Фануччи, поддерживающие их политики, адвокаты, стукачи и продажные копы.

Операция с грузовиком была назначена на прошлую ночь и, насколько знал Хаим, прошла успешно. Теперь он должен был получить сведения и дать отмашку для следующего удара – подрыва нескольких подпольных клубов, которые контролировали Капоне с Фануччи. Но вестей и команд не было. Прошло уже больше суток, а все как сквозь землю провалились. А что самое главное, итальянцы пока тоже молчали. Казалось, весь город замер в предвкушении чего-то. Судя по всему, очень и очень плохого.

Из-за этого Хаим нервничал. Ничего страшного, успокаивал он себя, прошло еще слишком мало времени. Но нутром чувствовал, что что-то здесь не так. Он остался в лавке до поздней ночи, машинально и исступленно переставлял цветы из вазы в вазу, сортировал оберточную бумагу и до блеска натирал прилавок, на котором стояла громоздкая счетная машина.

Сумерки позднего августа за витринами магазина окончательно погасли, превратившись в теплую летнюю ночь, которая уже дышала сыростью и наступающими холодами. Скоро осень, ночи станут длинными.

Пространство перед цветочной лавкой освещалось тусклым светом уличных фонарей и голубоватым сиянием неоновой вывески над входом. В последнее время эти штуки стали чертовским популярными, весь город сверкал разноцветными огнями. Хаим тоже не остался в стороне, выложив приличную сумму за новомодную рекламу. «Михельсон и сын. Цветы» – светилось над витриной. Не слишком оригинально и правдиво (папа уже давно умер, а у Хаима детей не было), зато просто и понятно.

С улицы послышался шум мотора, коротко взвизгнули тормоза. Поначалу Хаим обрадовался – наконец-то, вести от Рамона! – но разглядев машину, насторожился. Черный «Форд А», новенький, даже блестел в голубом неоне. Незнакомый. Лернер и его приближенные ездили на «Роллс-ройсах», любили шиковать. Стукачи и информаторы Хаима, по большей части молокососы, вообще чаще ходили пешком. Хлопнули дверцы машины, показались двое. С секунду постояли на тротуаре, оглядываясь по сторонам. Оба в шляпах и темных костюмах-тройках. Перекинулись парой слов и шагнули к магазину.

Зазвенел колокольчик над дверью. Когда Хаим получше разглядел нежданных гостей, сердце его тяжело ухнуло в груди и затрепетало под ребрами, как перепуганная ласточка. Итальянцы, сомнений быть не могло. Первым в дверях появился ходячий стереотип – круглый смуглолицый коротышка с усами-перышками на лоснящейся физиономии. Он молча улыбнулся и приветственно приподнял шляпу, показывая черные и напомаженные, зачесанные назад волосы. Второй был выше него на добрых две головы, горбоносый, с лицом, словно высеченным из камня. Настоящий римский легионер, вылитый головорез и наверняка преданный солдат Фануччи. Хаим научился разбираться в людях, видеть их насквозь с первого взгляда. Он понимал, что эти двое пришли к нему отнюдь не за цветами.