Шрифт:
Борис упёрся руками в подоконник и спрыгнул на пол.
– Поживём – увидим.
Ребята разбежались, и в комнате остался один вожатый.
Стало тихо. Но скоро под окном послышались приглушённые голоса. Это были Васильчикова и Курочкин.
– Не понимаю, почему ты не хочешь идти?! Ведь ты меня ставишь в неловкое положение.
– А кто тебе велел говорить про меня?
– А зачем ты хвастался, что будешь меня каждый день фотографировать? Я даже маме про это сказала.
Курочкин промолчал. Видимо, он колебался.
Но тут в окне показалась взлохмаченная голова вожатого:
– Ну, Курочкин, принимаешь предложение?
Вовка отчаянно покраснел и сказал робко:
– Можно попробовать, но если что не получится…
– Не скромничай, не скромничай!
Вовкин аппарат был древней конструкции, сильно потрёпанный от времени. Именно поэтому Вовка и колебался, когда Вера вела его к вожатому: вдруг аппарат не сработает.
Страсть фотографа всё же взяла верх над осторожностью, и он вытащил аппарат со дна чемодана.
С этой минуты Вовка Курочкин стал героем дня.
Утром он вытаскивал фотоаппарат, и вокруг него немедленно собиралась толпа любопытных. Даже Борис, чемпион лагеря по плаванию, считавший Вовку «шкетиком», и тот вежливо здоровался с Вовкой за руку. На концерте в родительский день Вовке уступали самые хорошие места, чтобы удобнее было фотографировать. После концерта ребята гурьбой проводили его до дверей давно заброшенной сторожки, на которой висела надпись:
ФОТОЛАБОРАТОРИЯ. НЕ ВХОДИТЬ!
Вовка скрылся в сторожке со строгой надписью, а ребята остались перед дверью ждать результатов.
Прошёл час, второй, а Вовка не выходил. Он сидел в тёмной лаборатории, плакал и смотрел в замочную скважину ждал, когда все уйдут. Выйти он не мог, потому что ни один снимок у него не получился.
Наконец у дверей осталась одна Васильчикова, и Вовка отважился появиться, её-то всё равно не переждёшь.
– Выдержка маленькая, ничего не отпечатаешь, – сказал Вовка безразличным тоном и посмотрел в сторону.
Вера ничего не ответила.
Скоро уже весь лагерь знал о Вовкиной неудаче.
– Настойчивый, редкий человек, – смеялся Борис. – Сапожник он, а не фотограф!
Кто теперь таким аппаратом снимает? В музей сдать его надо.
Курочкин сделал ещё две попытки спасти положение: во время спортивных состязаний и на прополке колхозного картофеля.
На этот раз у фотолаборатории ждала только Вера. Увидев Вовкино хмурое лицо, она попросила:
– Вовка, забрось аппарат, раз у тебя такая неудача.
Но Вовка ничего не ответил и ушёл. Несколько дней он ремонтировал свой аппарат, а потом перешёл на фотографирование неживой натуры – кустов и деревьев. Он часто уходил в лес, где никто ему не мешал.
Скоро в лагерной юмористической газете «Горчичник» появился рисунок, на котором был изображён Вовка Курочкин среди лесных зверей.
Вовка только усмехался – никто ведь не знал, что он уже добился кое-каких результатов. Он продолжал свои лесные прогулки.
Однажды он наткнулся на одинокую корову. Это была удача. Вовка уже давно мечтал снова перейти к работе над живой натурой.
«Только бы не убежала!» – подумал он и торопливо установил аппарат на треноге.
Как назло, в этот самый момент корова отвернулась от объектива и показала Вовке свой коровий хвост.
Вовка схватился за треногу, рысцой перебежал на новое место и снова поставил аппарат перед коровьей мордой.
Корова скучно посмотрела на Вовку и опять отвернулась.
Теперь Вовке то и дело приходилось перебегать с аппаратом с места на место. Он заискивающе улыбался, призывно чмокал, упрашивал корову стоять спокойно. Но перед объективом всякий раз оказывался коровий хвост или, в лучшем случае, бок.
Сильно припекало солнце. Вовка взмок и устал. После очередной неудачи он решил задобрить корову – сорвал несколько пучков травы, сунул к самой морде и погладил по шелковистой шее. Корове понравилась ласка, она призывно замычала и принялась жевать пучки травы.
Курочкин же на цыпочках вернулся к аппарату.
– Спокойно, – прошептал он, – снимаю! – И корова была сфотографирована.
– Вперёд! – крикнул Вовка, схватил треногу наперевес и помчался в лагерь.
Корова испуганно шарахнулась в сторону.