– Ты знаешь, что Френ – патриций?

– Знаю, конечно.

– Ты… – отец на миг задохнулся. – Ты его растоптал…

– Не надо было сопротивляться.

Отец не ответил, повернулся к Френу и медленно опустил свои механические руки ему на грудь. Я сразу понял, что он хочет сделать. Он хочет снять наложенную мною клятву. Для этого его Дар должен быть сильнее моего. Я попытался оттолкнуть его, но в следующий миг отлетел к стене – меня будто лошадь лягнула. Сердце пропустил удар, а затем заколотилось часто-часто, и из носа хлынула кровь. Я лежал на полу и не мог пошевелиться. Вернее, физически мог, но ужас буквально сковал меня. В ушах стоял гул, казалось, колокол Судьбы раскачивался и грохотал у меня в черепушке. Внезапно сделалось холодно, я видел, как завлажнели окна и потекли капли по стеклам.

Отец сдернул магическую клятву с Френа и сказал кратко:

– Ты свободен.

Старик приподнялся, оглядел комнату.

– Где это я? – пробормотал он, вертя головой. – Ничего не узнаю.

– Потому что это комната Миолы, а не твоя.

– Нехорошо… Надо же, как нехорошо вышло. Что девонька обо мне подумает…

Френ завернулся в одеяло, как в мантию, и побрел вон из комнаты. Край одеяла волочился по полу.

Отец подошел ко мне и протянул руку:

– Вставай!

Я медлил. Из всех обитателей Ниена я больше всех обожал Механического Мастера – за то, что он сделал отцу такие жуткие стальные руки, которые двигались почти как настоящие, но своим видом наводили на всех ужас. Ужасное всегда вызывало у меня восторг – до мурашек и легкой дрожи. По вечерам во время празднеств я просил отца, чтобы он поднимал меня на руки вверх и подбрасывал. Я знал, что он всегда добавляет рукам толику магии, отчего вокруг нас собирался холодок, а бывало, капли влаги выступали на металле, или каменных статуях в саду Элизеры.

Но сегодня я опасался брать его за руку, сжимать стальные пальцы протеза. Мне казалось, что он раздавит мою ладонь в своем стальном рукопожатии. И все же я повиновался, не потому что пересилил страх, а потому что не было сил противиться.

Он взял меня за руку – усилие было вполне человеческим, не железным, и ранул на себя, заставляя подняться с пола. Руку не отпустил.

– Первый успех всегда вызывает к жизни необоснованные надежды. Намек на свою исключительность ты воспринял как обещание скорого и быстрого подъема. Взобрался еще только на первую ступеньку, а тебе уже померещилась мраморная лестница.

– У меня уже третий круг! – я дерзко вскинул голову.

– Никто не запрещает тебе подниматься наверх. Но только не по людским головам, Лиам! Не по людским головам.

Он глядел на меня, ожидая ответа. Я молчал.

– Скажи, мой мальчик, чем же тебе так досадил Френ?

– Он меня унизил, – выпалил я почти против воли.

– Унизил? Чем же?

– Он… Он надо мною насмехался.

– Френ насмехался? – отец недоверчиво покачал головой. – Он, случается, может обидно пошутить, но чтобы издеваться над принцем Элизеры?.. – Отец когда-то давно придумал этот титул, и он мне нравился. – Тебе не показалось?

– Я не хочу, чтобы он дальше жил в Элизере. Пусть уезжает к себе домой.

– У него нет другого дома, кроме нашего. У него был сын когда-то, но парень ушел в море на корабле и не вернулся. Френ одинок. Его семья – королевский дом Ниена.

– Мне все равно, пусть уезжает, куда хочет.

– Френ никуда не уедет. Или ты забыл, что Элизера принадлежит мне?

– Тогда мне уехать, да?

– Чего ты боишься, Лиам? Что случилось? – отец положил мне на плечи свои стальные руки.

Я сбросил их, хотел гордо уйти, но вместо этого рухнул в кресло и расплакался.

– Ты хочешь быть идеальным, Лиам, самым сильным, самым умелым, самым смелым, никогда не ошибаться, – он почти всегда называл меня моим первым именем «Лиам», тогда как остальные кликали Маркусом. – Лучше всех во всем. Но так не бывает. Иногда мы ошибаемся, иногда трусим, иногда думаем только о себе, иногда – нам лень, иногда – хочется сделать что-то наперекор другим. Это бывает, и это не страшно. Страшно, когда предают. Если ты не хочешь жить в Элизере вместе с Френом, ты можешь поехать в Ниен и жить в королевском замке, как прежде, в своих покоях. Тем более что твою учебу в Доме Хранителей никто не отменял. Выбор за тобой.

– Хорошо, я поеду в Ниен. Но… ты должен обещать одну вещь.

– Какую?

– Ты не будешь спрашивать у Френа… – я запнулся, – что случилось. Почему я заставил его дать клятву.

– Хорошо, обещаю.

Я не ожидал, что он так легко согласится.

– И я смогу вернуться в Элизеру?

– В любой день. Когда пожелаешь.

Я вскочил и выбежал из комнаты, прошептав по дороге: «Только когда Френ помрет…»

Это прозвучало как заклятие.

Поутру после завтрака я вышел во двор. Кун, мой слуга, годами чуть старше меня, из черноногих, уже вывел оседланных лошадей. Было довольно холодно, Кун хлопал себя по плечам, пытаясь согреться. В этот миг я пожалел, что решил уехать. Мог бы еще семь дней веселиться с кузенами и их друзьями – праздник Зимнего веселья продолжался. В деревушке близ Элизеры назавтра обещалась ярмарка с игрушками, глинтвейном, сладостями и горячим шоколадом. И я подумывал устроить там выступление мираклей после представления фокусников. А так получалось, что я сам себя изгоняю. Тупо как-то получалось. Потом я вспомнил, что в последний день Зимнего веселья цех оружейников устраивает свой ежегодный праздник, и можно будет очень недурно повеселиться в столице. В этот день боевые магики из Дома Хранителей показывают свое умение. И мне подумалось, что я могу записаться на поединок в своем третьем круге. Оружейники накроют столы, кабанов будут жарить на вертелах прямо на улице, мясники, прежде чем разделать туши, станут греметь ножами, а сидр выставят в бочонках вокруг статуи тощего оружейника.