— Струсила, да? — спросила я ее, без сил падая на кровать на спину и раскидывая руки. Буду лежать, как морская звезда, пока не очухаюсь. — Бросила меня одну на растерзание этим… любопытным.

— Пласти, хозяютька, — ничуть не устыдилась Зараза и прилезла за порцией ласки. — Но я маинькая, а их многа. И они все сюмят, сюмят…

— Да уж, шумят.

Я прикрыла глаза. Надо бы поесть, принять ванну и прочитать записки Эдгара, которые продолжали поступать весь день. Видно, приперло его там основательно.

— Кусять хотись?

— Хочу, — пробормотала я, не открывая глаз.

— Я сисяс.

Горгулья спорхнула с моего живота. Что-то зашуршало, зашелестело, пахнуло сыром и копченым мясом. В следующую минуту я почувствовала, как маленькие, но необычайно сильные лапки, приподнимают мою голову и подсовывают под нее подушечки одну за другой.

Пришлось предпринять усилие и немного приподняться, чтобы Заразе было легче.

— Кусяй. Ты зь моя холесяя, — засюсюкала нечисть, словно я ребенок. И в мои губы ткнулся кусочек буженины.

Я улыбнулась и позволила себя покормить. Почему нет? Горгулье приятно о ком-то заботиться. Она же совсем домашняя и милая. А мне приятно, когда она проявляет эту свою заботу в мой адрес.

Скормив мне все нарезанные ломтики сыра и мяса, она спросила:

— Ну тиво? Холосе тепель? Или иссе?

— Хорошо. Спасибо, дружочек мой. — Я погладила ее по спинке, притянула к себе и чмокнула.

— Да лядно узь, — застеснялась она. — Новости лассказивать?

— Конечно! Как прошло общение с моими родными?

— Ой. Знаись… Они стланные. Некламанты все такие?

— Какие?

— Дотосьные. Я зе им колотко и тетко тиво-то говолю. А они такие настойсивые! И спласывают, и спласывают. Дедуська у тибя стлогий. Такой, плямо — ух! Плямо как мой. Мой дедуська злюка быль. Его все боялисся. Но он потом тють-тють вымел.

— Что вымел?

— Умель.

— Не поняла. Что-то особенное умел?

— Да нет зе. Не умел, а умель. Ну, мы — ледкий вымелсый вид. Вот он — вымел.

— А! Поняла. Вымер. Продолжай.

— Ну и все. А потом дедуська Хенлик сказаль, сьто я настоясяя Монк, и это холосо. И сьто ты молодесь. Потомуста устлоила сумаседсее, невелоятное и гландиозное сумасблодство. Воть. И иссе сказаль, сьто здет миня в гости. И сьтобы я заботиляся о тибе. А я и так заботюся, ты зе моя фейка.

— А что мама с папой? И, пожалуйста, постарайся говорить четче, а то я не сразу все слова понимаю.

— А, эти ниссе так, — проигнорировала она в очередной раз мою просьбу перестать коверкать речь. — Милые. Спласывали, холосо ли ты кусаесь. И пледлагали закопать длакона, если он тибя обизяет. Но я им сказала, сьто у нас длакон холосый. Мама твоя спласывала, плислать ли тебе длагосенности. Я сказяла, сьто нинада. И сьто нас хвостатый музь тибе узе натял далить свои собстьвенные сокловисся.

— А братья как?

Зараза помолчала, а потом хихикнула. Это было неожиданно и странно. Хихикающую нечисть мне не доводилось видеть раньше.

А горгулья продолжала веселиться, даже морду лапкой прикрыла. Я ждала, с улыбкой наблюдая за ней.

— Холосие. Но смесьные. Хотять миня себе. Совелсенно сельезно пледлагали кутю взяток, сьтобы я к ним пелеехала.

— Та-а-ак! Сманивали, паршивцы?! — возмутилась я.

— Тють-тють. Обисяли нотью на кладбиссе плигласить и показать упыля и нетисть.

— Они спятили? — растерялась я. — Зачем приглашать тебя на кладбище и обещать показать упыря и нечисть?!

— Интелесно зе.

Я моргнула, а потом рассмеялась. Горгулья захихикала еще сильнее, а потом призналась:

— Я зе тозе нетисть. Хотю на длугую посмотлеть. И я упыля никада не виделя. И зомби. Блатики сказали, у вас есть зомби и они слузят. Хотю зомби! Давай заведемь?

— Не надо, Зараза. Они частенько плохо пахнут и совсем неживые. Это грустно, особенно, когда поднимают кого-то из прежних слуг, которых хорошо помнишь за долгие годы службы. Это всегда по их желанию и просьбе, но все же… Мы с тобой лучше как-нибудь без них, сами. Или заведем живых помощников.

Чуть позже, когда я отдохнула и пришла в себя, прочитала переписку горгульи с моим семейством. Посмеялась. Потому что писала Зараза в том же духе, что и самое первое послание. Это вызывало вполне закономерную оторопь и множество вопросов.

Но, судя по всему, всем было весело. Чувствовалось, что даже дедушка начал получать удовольствие от происходящего. Раз уж не пожалел времени на столько долгий обмен вестниками. Да и папа. Обычно они всегда сильно заняты, и не так-то просто добиться от них нормального общения. Им вечно некогда, поэтому предпочитают короткие фразы и максимально сжатые послания.