Шрифт:
Вспоминаю того, кто продал мне картину. Его жена жаловалась на неё. Говорила, что не может спать. Может ли Настя присниться Лере?
Захочет ли?
– Чё стоишь? – полусонный голос Леры выдёргивает меня из размышлений.
– Давай, спи.
Лучше забрать её отсюда, от греха подальше. Не стоит Леру оставлять с ней наедине, тем более, беззащитную. Пусть лучше Настя снова будет в мастерской.
А ещё, пусть она будет рядом со мной.
Я подхожу к картине, и слышу сонное бормотание Леры:
– Разбудишь, как заработаешь бабла.
Ухмыляюсь.
– Кого бы мне об этом попросить?
Резкий и громкий стук в дверь заставляет меня дернуться.
Не заблудись во снах
– Какая пошлость, – слышу я тихий голос отца Алексия. А точнее, моего друга Лёши.
Оглядываюсь на него с ехидной усмешкой. Ещё когда я открыл дверь, с картиной в руках, не смог не заметить цепкого взгляда Алексия на картину.
Да и сейчас он с неё глаз не сводит. И ведь он не представляет, какая она на самом деле.
– Ну да, поэтому ты разглядываешь её? Оцениваешь уровень пошлости?
Лёша только вздыхает.
– Я священник и глубоко женатый человек. Так что, твои подозрения беспочвенны и напрасны, – он держит недолгую паузу. – Какая-то она неприятная. Как будто, грязная что-ли.
– Ну а то! Вымазана в саже, обгорела, часть краски растеклась. Ну, я так могу объяснить вот это, – я показываю рукой на искажённое лицо Насти.
– Может, он её так и нарисовал? Как это называется… абстракция? – говорит Лёша.
– Да нет, я знаю, какой она должна быть, – я киваю на бумаги позади моего друга Вырванные листки со скетчбука, которые я разложил на небольшом журнальном столике. Теперь будет удобно подходить и сверяться с ними.
– Ты это чертил?
– Не чертил, делал наброски. Пока не забыл её лицо. План такой, сейчас я занимаюсь фоном и очищаю её от сажи. Затем, когда придёт гонорар за ту херотень, что я нарисовал для американцев.
– Игра? – уточняет Лёша. – Я немного отвык, что то, чем ты зарабатываешь себе на жизнь, ты называешь…
Это просто не искусство, – я пожимаю плечами. – Так вот: я оплачу консультанта, чтобы он помог мне понять, как её восстановить. В худшем случае, я просто перепишу её лицо. Я знаю, как.
Снова киваю на наброски. В голову лезет непрошеная мысль о том, что я точно запомню её лицо. Что я точно увижу её во сне. Иначе и не может быть.
– Тебе не кажется, что ты слегка…– Лёша будто подбирает слово. – Одержим?
Лёша сбивает меня с мысли.
– Ну, – я пожимаю плечами. – Я просто увлечен, понимаешь? Ты не видел, того, что видел я. Так что не можешь судить.
– Я не сужу. Просто… А что ты такое видел?
Снова оглядываюсь на друга.
Лёша самый странный человек, из всех, кого я знаю. Бывший журналист, подающий большие надежды. Он остался жить в родном южном городе и стал священником. Спасибо, что не монахом. От этого его уберегла только его жена Оля, в которую Лёша был беззаветно влюблён все почти пятнадцать лет брака и сколько-то там до брака.
В детстве, бабушка водила меня часто в церковь. И я общался со многими священниками, но Лёша не похож ни на одного из них. Активный, умный, иногда даже агрессивный. Фанатично спортивный, из-за чего он выглядит не столько священнослужителем, сколько устрашающей грудой мышц в рясе. Я не могу понять, как и зачем его угораздило обречь себя на белое монашество и получить сан.
При этом, он абсолютно верующий человек. Гораздо более верующий, чем многие мои знакомые священники. Ходячая сплошная смесь несочетаемого, невозможного. Странного.
И возможно, на этом и держалась наша дружба по началу. На странности, необычности. Лучший друг нищего художника и неудачливой модели, живущих во грехе, это, конечно же, два метра и сто десять килограмм чистой духовности.
– Только без… наездов, ладно? Это исповедь. Тайна исповеди, помнишь?
– Давай уже.
Едва я собираюсь открыть рот, как дверь подвала резко хлопает. В мастерскую влетает Лера, шурша многочисленными пакетами.
– Нужна твоя помощь, – заявляет она. – Срочно нужна твоя мужская помощь!
Я так и не понимаю, к кому она обращается. Ко мне или Лёше?
– Когда я вас уже венчать-то буду? – вместо приветствия спрашивает он у Леры.
– А я знала, что ты не просто так тут торчишь: сначала венчать будешь, потом крестить десяток наших детей, а после всех нас хоронить. Ты ищешь постоянных клиентов, да?
Леша не обижается, к его чести, а просто качает головой, и, завидев пакеты, кивает на них вопросительно.