«Марун, пойдём, малыш», – Пётр стоял в дверях.

Марун слез с кровати, обошёл её и лизнул детскую ручку, надеясь, что хозяйка откроет глаза и никуда его не отпустит. Но девочка спала. Тогда лис встал на кровать передними лапами и мокрым носом уткнулся ей в щёку. Потом соскочил на пол и пошёл следом за мужчиной, уже не оборачиваясь.

– Пап, мне надо сегодня в город. У нас подготовка к выпускному, помнишь? Я возьму твой пикап, – девушка лет семнадцати стояла на крыльце и крутила на пальце ключи от машины. Длинные волосы цвета спелой пшеницы струились по её плечам. Свободная рубаха и чуть мешковатые джинсы не могли спрятать уже сформировавшуюся фигуру девушки.

Семь лет прошло с той самой ночи. Трудно было узнать в этой взрослой и красивой девушке маленькую и напуганную Энджи. Она сильно изменилась: курносый нос, карие глаза, всегда приподнятый подбородок и гордая осанка. Когда Пётр смотрел на дочь, он, как и любой нормальный отец, боялся за неё. Вдруг его малышка сделает неправильный выбор, ошибётся и не сможет постоять за себя? Каждый день перед сном он просил Бога защитить его девочку.

– Конечно, милая. Хочешь, я сам тебя отвезу?

– Нет, пап, я ещё должна забрать Риту. Вернусь к ужину, – она подошла к отцу, чмокнула его в щетинистую щеку и залезла в пикап. Пётр захлопнул дверь машины:

– Будь осторожна!

– Не переживай! – она помахала ему рукой, старый мотор зарычал и машина рванула с места. Пётр закашлялся и замахал руками, разгоняя пыль. Он долго стоял и смотрел на дорогу, пока его пикап не исчез из виду.

Вздохнув, мужчина побрёл к дому и присел на крыльцо. Много всего произошло за последние 7 лет. Дочь росла, а он не становился моложе. На его висках уже белела седина, вокруг глаз поселились морщины. Он так и работал на соседней ферме. Вот только теперь дома его ждала только Энджи.

– Эх, Кэтти… – он смахнул слезу со щеки.

Три года назад его жена тяжело заболела. Её ничего как будто и не беспокоило: она также работала в магазине, хлопотала по дому и воспитывала дочку. Однако постепенно силы стали покидать женщину. Она всё чаще стала уставать, перестала выходить на работу. Внешне Кэтти тоже менялась: её некогда розовое живое лицо начало приобретать жёлтый оттенок, глаза теряли свою живость. Теперь смех редко раздавался в их доме. Пётр возил её к доктору, но тот не говорил ничего определённого, только разводил руками. После очередного приёма тот догнал Петра на улице:

– Ей не помочь уже, – доктор опустил глаза и сочувственно пожал мужчине руку, – вы должны быть готовы ко всему. Пётр молча выслушал его и увёз жену домой.

Спустя пару недель всё стало ещё хуже. Кэтти перестала вставать с постели, только иногда просила воды. От жизнерадостной женщины осталась лишь тень. Энджи ни на минуту не покидала мать: приободряла, настраивала на хороший лад, хоть и прекрасно понимала, что это её последние дни, а может, и часы с мамой.

– Ничего, малышка, – шептала Кэтти, – мне не больно. Я немного полежу и встану. Девочка держала её за руку, изо всех сил стараясь не плакать. После таких разговоров с матерью она бежала к ручью, где выплакивала всё своё горе.

Однажды ночью Энджи услышала шум на первом этаже. Она спустилась. Мама стояла на кухне и смотрела в окно. Это было так странно – Кэтти уже давно не вставала. В окно светила луна, озаряя лицо женщины. И весь её силуэт словно светился изнутри от этих лучей.

– Мама? Зачем ты встала? – Энджи хотела подойти, но мать остановила её движением руки.

– Посмотри, Эн, как тихо и спокойно, – она ласково посмотрела на дочь. Её лицо смягчилось, и в ягком свете не выглядело таким худым и измождённым. Дай мне руку. Чувствуешь, как в моём теле ещё течёт жизнь? Как этот волшебный свет наполняет меня силой и радостью? Ты всегда будешь помнить эту ночь, а я всегда буду приходить к тебе во сне, моя дорогая. И обещай, что ты не будешь плакать.

– Да… Обещаю… – комок в горле мешал говорить. Энджи ещё крепче сжала руку матери, – я не буду плакать. А теперь пойдём в кровать? Тебе надо отдохнуть, – она потянула мать за руку, но та покачала головой, отказываясь идти.

– Я ещё постою немного, – тихо произнесла Кэтти, – а ты иди, ложись, не переживай за меня.

Энджи подошла к маме и обняла её. Под ночной рубашкой прощупывались торчащие рёбра, тело казалось совсем невесомым. Тонкие руки женщины задержали дочь в своих объятиях и безжизненно опустились.

Энджи послушно ушла в свою комнату и легла в кровать. Она долго ворочалась и прислушивалась, но в доме было тихо. Слишком тихо.

Следующим утром Кэтти лежала на берегу ручья. Энджи первая заметила её, и не разбирая дороги побежала к воде. Ноги матери были опущены в воду, рубаха намокла и облегала тело. Остекленевшие глаза смотрели в небо. Лицо было белым. Дочь пыталась вытащить безжизненное тело на берег, но её ноги сильно скользили по грязи. Девочка изо всех сил трясла мать за плечи, вытирая слёзы грязными кулаками. Выбившись из сил, она закричала: