– Если ошибётся сапожник – это приведёт к промокшим ногам, – не унимался Галхард. – Ошибётся император – это приведёт к сотням смертей.

– Вот что я скажу. Хорошо исполненное плохое решение лучше, чем плохо исполненное хорошее. Есть указ – нужно исполнить, и только потом рассуждать плохой он или нет, а не наоборот. Сомневаясь и споря по каждому решению, никакое дело так и не сдвинется, всегда будет кто-то, кому всё не нравится.

– Но есть же компромиссные системы принятия решений!

– Почтенный, я вижу, к чему вы клоните. Нижняя палата представителей, да. Помню всеобщее воодушевление, когда вы вместе с императором Клементом объявили, что теперь в государственном управлении смогут участвовать граждане без титула, просто посредством представительств. Вы тогда сильно обескуражили аристократию. Было забавно наблюдать за тем, как графы и герцоги внезапно обнаруживали, что их бывшие подданные пишут новые законы, которыми впоследствии этой аристократии придётся руководствоваться.

– То не удивительно, они никогда с таким не сталкивались.

– Представители вашей палаты тоже никогда не сталкивались с подобной работой, и тем более не сталкивались с такой ответственностью. Было сделано много ошибок, что привело к немалым трагедиям.

– В любом деле будут ошибки, – парировал Галхард. – Не ошибается тот, кто ничего не делает.

– Несомненно, полностью согласен! Но и вы согласитесь, что страшнее дурака только дурак с инициативой. Нет, я не спорю, среди представителей в палате были талантливые люди. Вы со своими сторонниками, после вас некоторое время блистал молодой Лестер Кронли. Только вот в чём интерес – у вас всех были наставники. Вы всю жизнь посвятили этому делу, оно стало вашим долгом. Но вот остальные… Бывшие мастера цехов, директора мануфактур, торговцы. Они могут прекрасно разбираются в своём деле, но не в политике. По итогу большинство, видя результат своей деятельности, не выдержали груз ответственности и сложили с себя все полномочия. Другие же, более крепкие духом и разумом, перешли на новые должности, и, в конце концов, в палате представителей остались лишь те, кому идти было некуда. С каждым годом количество инициатив становилось всё меньше, и данная должность по итогу превратилась в почётную пенсию.

Галхард слегка насупился.

– И тем не менее вы же сами говорите, что крепкие духом и разумом получили новые должности. Значит, палату представителей можно воспринимать как некоторую ступень для политического роста. Послушай, Балин, я давно тебя знаю. Я уверен, что у тебя получится. Разве тебе не хочется поменять всё? Сделать Империю лучше?

– Вы говорите, как мой внук, – усмехнулся мэр. – Шестнадцать лет, буйный нрав, думает, что старшие все дураки. Когда-то мы все были такими, хотели свободы, изменить мир, совершить подвиги. В молодости не ценишь того, что есть. Но истину понимаешь много позже. Только один из тысячи сможет что-то изменить, остальные же получат в итоге личную трагедию. Так, может, ну его к чёрту. Вот посмотрите на этих людей. Сколько из них действительно перешагнули через себя, сломали барьеры и добились успеха. Ни один! А сколько из них несчастны? У всех семьи, работа. Они не голодают, не мёрзнут. У всех есть жильё. Дети ходят в школу, и им не нужно думать, что завтра будет негде работать или нечего есть. Империя о них всегда позаботится и защитит. Да, может, при той идеальной системе, что у вас в трудах будет лучше, у всех будет больше дом, вкусней еда, но какой ценой? Чтобы создать что-то новое, нужно разрушить старое. Сколько крови прольют и сколько горя познают эти люди? Так может лучше пусть небольшой дом, более простая еда, но мир и покой, чем золото, заработанное кровью?

Галхард ничего не ответил. Он слушал Балина и думал о Клементе Втором. Мысли о давно погибшем правителе начисто смыли всякую радость из сердца советника. Тогда, давно, Галхард потерял многих. Императора, которому служил. Человека, которого уважал. И друга, которого он, Галхард, убил сам.

Груз воспоминаний обрушился на советника. Он пожалел, что вновь начал разговор о политике. Но профессиональное вырождение старого профессора обязывало поднимать подобные темы. Анализировать мнения, мироощущения граждан, и, как следствие, вскрывать свои старые раны.

Заметив перемену на лице Галхарда, Балин умолк. Остаток пути до столика они провели в молчании. Сев в кресло, Галхард молча выпил предложенный бокал. Вкуса он практически не почувствовал.

Балин неловко ёрзал на своём месте.

– Весна в этом году действительно тёплая… – начал он. Галхард поднял руку, и мэр замолчал.

– Я хочу завтра взять бричку.

Глаза Балина округлились, а сам он вжался глубоко в кресло.

– Конечно. Вам, может, с водителем? После ликёра тяжело будет следить за дорогой.

Галхард затряс головой.

– Я сам прекрасный водитель! Даю слово Первого Советника, в этот раз я не врежусь в дерево. И не сверну в кювет. И не перевернусь.

– Вы забыли случай, когда подорвали самоходку, запустив её в небо вместо фейерверка.

– То не считается. Я спорил с Каспаром, кто запустит бричку выше.

– Великий Герцог Каспар ДеЛайт тогда был в столице!

– Это ничего не значит! Я поспорил – я запустил. То, что об этом не знал Великий Герцог – его проблемы. И вообще, это сейчас не имеет к делу никакого отношения! Но в одном ты прав. Если я хочу завтра быть в кондиции, то засиживаться не стоит.

Спустя полчаса Галхард в сопровождении майора и охраны шёл в сторону гостевого дома. Вкус дорогого ликёра был безнадёжно испорчен плохим настроением. Но может быть, поездка на бричке вернёт хорошее расположение духа.

В конце концов, думал Галхард, мы всегда любили кататься все вместе.

Солнечный свет потоками лился в распахнутые витражные окна библиотеки. Долгая зима окончилась и в свои права вступила благоухающая весна.