И если все-таки и послевоенное Сараево, вплоть до 1990-х годов, все еще имело тот особый климат, который в чем-то напоминал атмосферу Баку до того же последнего десятилетия XX века, то умалять заслугу сербов в этом было бы более чем недостойно. Напротив, именно Алия Изетбегович, поддержанный Западом, грубо покончил с тем единственным планом [816] , который еще давал какие-то шансы избежать новой резни. Отчаянные попытки предотвратить ее делало и многонациональное население Боснии, идентичность которого очень сложна, но, которая, несомненно, вопреки концепции религиозных фундаменталистов, существовала как таковая на протяжении веков.

Некоторые исследователи возводят ее истоки ко временам еще до османского завоевания и связывают с таким малоизученным явлением, как боснийская христианская церковь*. Немаловажную роль играло и то обстоятельство, что, при всех превратностях балканской истории, границы Боснии оставались на удивление устойчивыми и неизменными, и это резко выделяло ее из других республик СФРЮ. Наконец, следует сказать и о том, что, при всех накопившихся за время турецкого владычества напряженностях между сербами и «потурченами»**, ислам, лидером которого стал Изетбегович, весьма условно соотносится с традиционным исламом.

Перед нами скорее одно из проявлений того, специфического явления конца XX века, которое, получив имя моджахедизма, окончательно сложилось и оформилось за годы пребывания ОКСВ в Афганистане и которое, как уже было сказано, представляет собою союз упрощенного, до крайности политизированного и лишь по видимости фундаменталистского ислама с ведущими западными и, стало быть, по определению не исламскими державами. В этом союзе исламисты-моджахеды представляют силовой, а отчасти и психологический ресурс ислама, поставленный на службу глобальным целям, сформулированным за его пределами. Спорадические прецеденты имели место уже в XIX веке [817] ; весьма масштабно подобное сотрудничество обнаружилось в годы Крымской войны [818] , в поддержке англичанами Шамиля, а затем антирусских сил в Средней Азии еще в дореволюционный период. Еще более близкий и масштабный пример являет басмачество.

Однако, на Балканах прецедент современного моджахедизма, несомненно, явило мусульманское усташество, действовавшее под эгидой гитлеровцев в годы Второй мировой войны. И биография самого Изетбеговича образует живой мост между мусульманскими эсэсовскими дивизиями эпохи Второй мировой войны [819] , с одной стороны, и боснийским моджахедизмом последнего десятилетия XX века, облеченным в одежды «демоислама» и сотрудничающим с США в строительстве пост-ялтинского нового мирового порядка — с другой.

Во время Второй мировой войны Изетбегович входил в фашистскую организацию молодых боснийских мусульман, был завербован в горнолыжную дивизию войск СС из добровольцев-мусульман, которая предназначалась для отправки на Восточный фронт. Он и сам занимался вербовкой, за что после войны был приговорен к трем годам тюремного заключения. Удивительная мягкость наказания объясняется особенностями послевоенной политики Тито, стремившегося снять угрозу дальнейших междоусобиц в Югославии путем, по сути дела, поголовной амнистии усташей — не лучший, как показало будущее, способ.

К куда более длительному сроку [820] Алия Изетбегович был приговорен за свою 60-страничную «Исламскую декларацию», где о Боснии говорилось, в частности: «Ислам вправе самостоятельно управлять своим миром и потому недвусмысленно исключает возможность укоренения чужой идеологии на своей территории». Тут не о мультикультурализме речь — тут открытое заявление идеологии, которая не могла не обрушить державшуюся в неустойчивом равновесии сложную систему отношений этнокультурных общин Боснии и Герцеговины и которую взяла за основу созданная в 1989 году Исламская партия, позже переименованная в Партию демократического действия. Именно она и получила большинство депутатских мест [821] на выборах в Скупщину Боснии и Герцеговины, состоявшихся 18 ноября 1990 года. Соответственно, 72 и 44 места получили также достаточно радикально национальные Сербская демократическая партия и Хорватский демократический союз. Все считавшиеся умеренными партиями, в том числе и партия Зульфикарпашич — Филипповича, в Скупщину не прошли, и первые трещины уже тогда начали глубоко раскалывать БиГ. Однако вплоть до конца 1991 года, то есть до официального признания независимости Словении и Хорватии, процесс в Боснии и Герцеговине развивался в тени событий сербско-словенской, а затем сербско-хорватской войны.

Уже 26 апреля 1991 года была сформирована Скупщина объединенных общин Босанской Краины, вопреки рекомендации Скупщины и правительства Боснии и Герцеговины воздержаться от подобных действий, а 24 июня в Баня-Луке был подписан договор о сотрудничестве Босанской Краины и САО Краины. Три дня спустя, 27 июня, в Босанском Грахове было объявлено об объединении Босанской Краины и САО Краины и обнародована Декларация, в которой подчеркивалось, что объединение сербов — непреложная задача.

Несмотря на стремительно обостряющуюся обстановку в республике, Алия Изетбегович отказался от участия в состоявшейся 12 августа 1991 года в Белграде встрече высших представителей Сербии, Черногории и Боснии и Герцеговины, на которой была принята Инициатива по мирному и демократическому решению югославского кризиса. И уже к октябрю того же 1991 года стало ясно, что руководство ПДД и Скупщины Боснии и Герцеговины держит курс на сецессию. Это побудило лидера Босанской Краины Радована Караджича выступить в ночь с 14 на 15 ноября, когда вопрос о суверенитете Боснии и Герцеговины обсуждался в парламенте, с нашумевшим заявлением о том, что выбранный руководством Боснии и Герцеговины путь ведет в ад, в котором исчезнет мусульманская нация. Депутаты покинули зал заседаний.

9 ноября 1991 года в сербских общинах Боснии и Герцеговины был проведен плебисцит, на котором сербы выразили желание остаться в югославском государстве.

Ясно, что недоставало лишь искры, чтобы весь накопившийся горючий материал вспыхнул, и вот в такой-то раскаленной атмосфере Арбитражная комиссия [822] делает роковой и вряд ли не преднамеренный шаг: она назначает «дедлайн» [823] для обращения каждой из югославских республик в международные инстанции с просьбой о признании их независимости — 24 декабря 1991 года. Выбранная дата — сочельник западного Рождества — наводит на мысль о том, что столь циничным образом Запад, на языке мощных символов, обозначал, каким подарком является для него распад Югославии. Моя гипотеза выстроена не на песке: весь ход событий истекающего последнего десятилетия последнего века второго тысячелетия показал, что стратегия развернувшегося в эти годы мощного наступления Запада на Хартленд включала в себя весьма внимательное отношению к выбору дат, которому, очевидно, придавалось немаловажное значение.