* * *

Женя поворочалась, устраиваясь поудобнее во впадине между двух труб, и затихла. В принципе, её устраивало такое пассивное ожидание. Это легче, безопаснее и спокойней, чем рискованные прогулки по темным коридорам. Лучше мирно лежать в тишине, дожидаясь, пока придет милиция или телохранители мужа. Женя почему-то была уверена, что этот странноватый Володя выберется наружу и все будет в порядке. С высоты своей умопомрачительной красоты и фантастических денег мужа она едва замечала маленьких человечков, обеспечивающих жизненные удобства. Володя был из их числа и делал сейчас свою незаметную, но нужную работу, спасал её, Женю, Мисс Очарование. И Женя проникалась чувством благодарности и уважения. Вот так же в свое время поднималась в её глазах портниха Лиза, Лизочка, с каждой новой пошитой вещью, пока не возвысилась до уровня близкой подруги. Сейчас и Володя получил свой шанс подняться по социальной лестнице. Неторопливо размышляя на эти и другие, столь же близкие, темы, Женя покурила, затушила окурок о стену и бросила вниз. Поплевала в щель между трубами, приладила под голову сумку и незаметно уснула.

* * *

Человек в синей спецовке двинул кверху текстолитовую рукоятку рубильника. Обожженные до черноты медные ножи плотно врезались в контактные гнезда. Упала парочка искр. В коридорах, где до этого стояла темнота, загорелся свет. Человек сбросил резиновые монтерские перчатки и натянул вместо них суконные длинные варежки. Потом захлопнул дверцы распределительного шкафа, подхватил резиновую дубинку и бросился догонять команду. Когда догнал, их стало пятеро. Все в синих спецовках, варежки до локтей, в руках дубинки, тяжелые башмаки бьют в бетонный пол.

Но один из пятерки на голову выше остальных. Мощная шея, расплющенные уши и широкий торс бывшего борца. В отличие от других, у которых зрачки были расширены до размеров радужки, у него зрачки узкие, колючие. Смотрел, словно шильями колол. Судя по всему, в банде он был главным. Во всяком случае подчинялись ему беспрекословно. Обращаясь к нему, называли уважительно "Бугор", хотя между собой называли Гуней, Гунькой и даже просто Гунявым. Бугор заглянул в камеру, где должна была находиться девушка, и в ярости хлестнул дубинкой по решетке. Та затряслась, наполнив коридор пронзительным многоголосым лязгом.

– Вашу мать!
– взревел, сверкнув глазами-шильями.
– Проспали, сволочи!

Вся команда в страхе попятилась. У Бугра действительно имелся дефект носовой перегородки и разобрать, что он говорит, было не просто. Но здесь его все давно научились понимать, испытав не раз гнев и всесокрушающую силу кулаков здоровяка-Бугра. Самый маленький заюлил перед начальством, видимо, больше всех боялся. И то сказать, в такой компании самый слабый всегда крайний, ему от всех достается. Был малый смугляв, кривоног и длиннорук. Черные волосы курчавились плотной высокой шапкой, а челюсти изрядно выступали вперед. Поэтому и кличку имел Макака.

Сейчас Макака с торопливой услужливостью выхватил ключ из рук ключника, прозывавшегося Моряком. Полосатый треугольник грязной тельняшки и наколка-якорь на правой руке подкрепляли право на столь славную кличку. Макака поспешно распахнул решетчатую дверь, вертясь юлой, облетел камеру, заглянув во все углы, под койку, под одеяло и даже в парашное ведро. Когда выскочил, чтобы доложить и так всем очевидное, Бугор уже топал по коридору вдоль камер. Чуть позади трусила команда, не попадая в ритм широких шагов бригадира. Макака опять перегнал всех, подобострастно заглянул в глаза старшому. Тот лениво махнул рукой:

– Третью камеру отопри. И как они, собаки, выбрались? Может, кто выпустил?
– и он бросил грозный взгляд на подчиненных.

Команда смотрела преданно, разделяя гнев начальства. Макака тем временем подскочил к решетке и сунул ключ в замок. Тут же его изогнуло дугой, судорога пронеслась по всему телу и его затрясло, заколотило частой крупной дрожью. Все остолбенели, не понимая, что происходит. С верхней части решетки просыпался ворох белых искр.

Бугор первый сообразил, в чем дело. Шагнул вперед и резко ударил дубинкой по руке трясущегося Макаку. Тот выпустил ключ и рухнул на бетонный пол. Глаза его закатились, рот оскалился и серый язык торчал меж зубов. Команда, опасливо косясь на решетку, сгрудилась над неподвижным телом. Трясли за плечи, шлепали ладонями по щекам, пытаясь привести в чувство. Моряк повернулся к Бугру:

– Кажись, готов, - и дурашливо хихикнул.
– Не долго мучилась Макака в высоковольтных проводах, её обугленную...

– Заткнись!
– гундосо рявкнул Бугор.
– Эй, Митрофаза, откачать можешь?

Электрик пожал плечами. Когда-то он носил фамилию Митрофанов, что и послужило основой для клички. А поскольку электриков в армии и тюрьме называют для краткости "фазой", это краткое словцо органично срослось с фамилией, обернувшись кликухой. Митрофаза наклонился, бесцеремонно залез руками в рот бесчувственному Макаке. Развел челюсти, отжал язык, чтобы не заваливался в глотку. Сказал деловито:

– Так, я буду делать закрытый массаж сердца, а кто-нибудь пусть в рот дует.

– Чего-чего?
– угрожающе начал Моряк.

– Искусственное дыхание, вот чего. Пока ещё можно оживить.

– Да пошел он!
– заартачился Моряк.
– Скормить песцам и всех делов.

– Ну, ты, не понял?
– зарычал Бугор, ткнув Моряка дубинкой в ухо. Сказали дуть, значит дуй, пока не лопнет. А то самого скормлю.

– А чего я? Он, может, сифилисный, - заныл Моряк, боязливо оглядываясь. Встал на коленки.
– Все равно не очухается, а тут какую-нибудь заразу обезьянью подцепишь. Куда дуть-то?