– На этот счёт не волнуйтесь, не в-в-волнуйтесь. – Он вышел на минуту из комнаты, а когда вернулся, в руках держал два флакона синего стекла. – Вот, это надо выпить.

– Что это?

– Это мы купили у Мануйлихи. Зелье. Колдовской декокт, если угодно… В общем, в общем, если мы его выпьем, то сможем неузнанными до вокзала добраться.

– Это как так?

– Да вот так. Мануйлиха сказала, если выпьем, если выпьем, на нас и смотреть не захотят, а уж если кто на нас взглянет, не узнает. Даже и вовсе не разглядит.

– Неужели? Хм. А это… Как бы так выразиться?..

– Безопасно ли? Вполне. Будет ли действовать? Обязательно, обязательно.

Мануйлиха ещё никого не подводила. Если уж деньги взяла, то наверняка, наверняка поможет. Правда… порция небольшая, небольшая, уж насколько денег хватило… Но нам должно хватить, должно хватить.

Семён с сомнением принял пузырёк и поглядел его на свет лампадки. Декокт внутри был мутный, с какими-то хлопьями.

– Давайте выпьем его прямо сейчас, – сказал Степан Трофимович. – Я первый, заодно и вам покажу, что зелью можно доверять, можно доверять.

Он вытащил пробку из своего флакона, чокнулся им с флаконом Семёна, а потом резко опрокинул жидкость себе в рот. Проглотил, причмокнул, и удивлённо сказал:

– Это даже… даже приятственно, знаете ли. Я… я ожидал другого.

И тут Семён понял, что не различает его лица. Оно расплывалось, точно терялось в тумане, а при более пристальном взгляде у Семёна начинали чесаться глаза.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он.

– Прекрасно, – ответил Степан Трофимович. – Как видите, вам нечего бояться. Пейте скорей, нам нельзя опоздать на поезд.

Семён с сомнением оглядел флакон, затем вытащил пробку и, стараясь не нюхать, тоже залпом выпил декокт. Вкус у него, как и сказал Степан Трофимович, был весьма приятный и напоминал пирог с яблоками.

– Вы меня видите? – спросил Степан Трофимович у Семёна.

– Н-нет, затрудняюсь, – ответил тот.

– Хорошо, значит, зелье работает, р-р-работает. Подождите… Что это вы надеваете?

– Ну… свою одежду, – смутился Семён.

– Ах, да, я не сказал же вам… Постойте! – Степан Трофимович снова вышел и вскоре вернулся со студенческим мундиром и светлым картузом.

– Вот, это их отвлечёт.

– Кого?

– Ну… их, понимаете? Будьте добры, наденьте это.

Семён не знал, насколько он походил на студента, но просьбу выполнил.

Когда сборы были окончены, Степан Трофимович оглядел квартирку, на секунду задержал взгляд на образах, словно хотел перекреститься, но передумал, потом присел на дорожку, встал и решительно вышел.

На улице их ждал извозчик. Не говоря ни слова, Степан Трофимович забрался в коляску, Семён последовал за ним. По тёмным улочкам, освещённым газовыми фонарями, они поехали к вокзалу.

«Где-то теперь моя машина? – с тоской подумал Семён, и тут же себя поправил. – Не моя машина, то есть, а господская…»

На улице тут и там были видны городовые, но коляску никто не останавливал. На вокзале было тесно от серых шинелей и агентов сыска в повседневном. То, что это агенты, не подлежало никаким сомнениям – только те могли так подозрительно вглядываться в лица прохожих и так резко отворачиваться, когда на них обращали внимание.

Семён волновался до крайности. Сердце его стучало, ладони потели, отчего сумка, казалось, вот-вот выскользнет из рук. Но интереса к ним попрежнему никто не проявлял. Стоило кому-то вглядеться в их лица, как в глазах наблюдателей появлялось задумчивое выражение, словно они вспоминали о давней нерешённой проблеме. Вскоре Семён почувствовал, как страх отпускает его сердце.

Подали поезд. Услышав первый звонок, Семён и Степан Трофимович вошли в вагон третьего класса. Здесь пахло грязью, немытым телом и сырыми собаками. В конце вагона нашлась одна пустая скамья, где они и сели. Вот подали второй звонок. До той самой секунды, пока поезд не тронулся, Семён думал, что в вагоне вот-вот появится городовой, схватит его и потащит наружу. Но никто так и не появился. После третьего звонка поезд тронулся. Когда же он стал набирать скорость, сердце у Семёна стало биться ровнее, и им вновь овладела дремота. Прижав к груди сумку и прислонившись к окну, он вновь задремал.

– Никогда бы не подумал, что можно так крепко уснуть в поезде, – сказал Семён Степану Трофимович, когда наутро они покидали вагон.

– Правда? А я всю дорогу глаз не сомкнул, не сомкнул, – нервно ответил тот. – Признаться… Нет, малодушие, малодушие.

– Что? – заинтересовался Семён. – Что вы хотели сказать?

Степан Трофимович остановился на секунду, посмотрел на механика и сказал:

– Признаться, чувствую страх… Стыдно, стыдно!

– Не думаю, что это стыдно, – покачал головой Семён.