Что ему грозило за фабрикацию шампанского, он не знал. Подозревал, что ничего особенного. Не те масштабы. И чем больше думал на эту тему, тем больше успокаивался. Заложив руки за спину, Олег прогуливался по камере от двери к трубе и обратно. Пять шагов в одну сторону, поворот и снова пять шагов. Он задавал себе вопросы, которые, как ему казалось, обязательно должен задать следователь, и сочинял подходящие ответы.

Загрохотал замок. В камеру втолкнули парнишку лет семнадцати, щуплого, напуганного и шмыгающего носом. Был он в не по сезону легкой болоньевой курточке, затрапезном свитере с оттянутым воротом, широких мятых брюках и ободранных зимних сапогах. Парнишка мокрой ладонью трогал лицо, тоже мокрое. Под глазом у него густел синяк, а на лбу краснела свежая ссадина. Похоже, его основательно отделали, сводили умыться, а теперь отправили в камеру подумать.

– Дайте воды попить!
– крикнул Олег в приоткрытую дверь.

Дверь захлопнулась, лязгнул запор. Никто ему не ответил. Только парнишка, присевший на карточки возле стены, поглядел тоскливо исподлобья, наморщив лоб, и спросил:

– Курить есть?

Олег отрицательно помотал головой. Парнишка скуксился, повел головой, словно у него болела шея, скорчился на корточках. Наверное, ему было очень плохо.

– Здорово тебя отходили, - посочувствовал Олег. Ему хотелось завязать разговор. Слишком долго он пробыл наедине с собственными безрадостными мыслями.

– Блин.., - простонал парнишка, - раскумариться бы... Такой лом...

Он повалился боком на цементный пол, развернулся в полный рост, перекатился медленно с живота на спину, прогибаясь. Потом повторил то же самое в обратном направлении. Олег удивленно смотрел на парнишку. Он даже подумал, что у парня эпилептический припадок. Но уж слишком тот замедленно проделывал все движения, да ещё матерился при этом сквозь зубы, очень тихо, но вполне осмысленно.

ДОПРОС

И тут снова забренчали запоры, запищали шарниры, открылась дверь.

– Морозов, выходи. Руки сразу за спину.

Повели. Один сержант впереди, второй сзади. Олег сразу преисполнился чувством собственной значимости. На втором этаже кабинет следователя. Точнее, следователей. Три письменных стола, четыре пишущих машинки - две на шкафу, одна под столом с торчащими вверх сцепленными рычагами, четвертая на подоконнике под чехлом. Шкаф из тех, что больше воспринимается как дрова, а не как мебель. Да и столы не лучше. Целых три сейфа. На одном стоит телевизор, показывает черно-белый хоккей без звука, с одним треском. На другом сейфе гипсовый бюст Ленина в милицейской фуражке, на щеках сочные оттиски губной помады. На третьем сейфе - тусклый графин с водой, термос, банки, стаканы. Олег как воду увидел, так и остановился, словно зачарованный. На людей в кабинете и внимания не обратил.

– Вот сюда садитесь, - обратился к нему кто дружеским голосом.

Олег нехотя оторвал взгляд от графина. Сидевший за столом молодой человек в сером костюме и голубой рубашке без галстука смотрел на него едва ли не влюбленно.

– Можно водички, - прошелестел Олег пересохшими губами и осторожно присел на казенный стул.

Стул взвизгнул и потом нервно скрипел при каждом движении Олега. Молодой человек, на глазок ему было не больше двадцати пяти, поднялся и налил стакан воды. Олег медленными мелкими глотками осушил его, прислушиваясь к происходящему в комнате. За его спиной у другого письменного стола сидели двое и происходил разговор. Молодой мужской голос задавал вопросы, а ответы звучали густо и с бронхитной хрипотцой.

– Так, значит вы услышали крик и вышли из гаража?

– Не, я уже запирал гараж. Ну, крик услышал и повернулся. Этот бежит прямо на меня, а баба, ну, женщина, кричит: "Шапка у него, шапка!" Я его за куртку схватил, шапка и выпала. Ну, я - хлесть, он упал. Тут сосед тоже вышел, ну, из гаража. Попинали малехо. Эта подошла, баба, ну, женщина с девочкой.

– Так, погодите. Значит, подошла потерпевшая. Что она сказала?

– Ну, она это... Говорит, вела дочку из детского сада, а это, ну, как его...

– Штальман, - подсказал молодой.

– Штальман этот, ну, ударил девочку в лицо, а с бабы, ну, с женщины, шапку сорвал и побежал в гаражи. У той кровь из носа, плачет. А той, женщине, ну, бабе, то ли ребенка успокаивать, то ли самой орать. Ну, крикнула. Я если б сразу знал, что он ребенка ударил, запинал бы вообще. Ну, схватил ты шапку, а ребенка-то за что? Тварь...

– Так, вот насчет попинал и прочего такого. Про это лучше не надо. Дернул за куртку, он сам упал, стукнулся, туда-сюда. Понятно, в общем... А то у нас в крайпрокуратуре тоже есть какой-то Штальман. Ну его от греха...

Олег сидел, прислушивался и терпеливо ждал пока его следователь (а он был уверен, что парнишка в сером костюме следователь и есть) приступит к допросу. Тот не торопился. Перекладывал какие-то бумажки, потом долго скептически разглядывал на свет перо авторучки, снимал с него невидимые пушинки и пробовал на газете. Наконец, решил, что перо пишет нормально, положил перед собой пачку бланков и начал заполнять верхний, суфлируя сам себе под нос - число, месяц, свою должность и прочее. Олег тем временем слушал диалог за спиной.