Это фанфик по миру Гарри Поттера, так что все права принадлежат Джоан Роулинг. Времена мародеров. Два новых героя и некоторые известные, но не канонические образы.
Annotation
Это фанфик по миру Гарри Поттера, так что все права принадлежат Джоан Роулинг.
Времена мародеров. Два новых героя и некоторые известные, но не канонические образы.
Берсерк (Гарри Поттер, мужская версия)
Пролог
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Берсерк (Гарри Поттер, мужская версия)
Пролог
Макс Мах
Берсерк
Пролог: Отдел Тайн
Берни Вудворд всегда приходил на работу ровно в шесть часов утра. В любую погоду и в любое время года, в будни и в праздники, без исключений и «особых случаев», и, поскольку он никогда не болел, невыразимец[1] Бернард Арчибальд Вудворд появлялся в Отделе Тайн каждый божий день. Позже он мог уйти из Министерства по любой мыслимой причине и в любое удобное для него время, - и, порой, исчезал из отдела еще до обеда, - но порядок, установленный им для самого себя без малого сорок лет назад, никогда не нарушался. Ежедневно в шесть часов утра Берни приходил в свой отдел, расположенный на самых глубоких этажах Министерства, и просматривал ночные сводки Аврората, ДМП[2] и Собственной Контрразведки Отдела Тайн. Затем он шел в зал Сигнальных артефактов, педантично проверял каждый из них и, наконец, заносил в журнал наблюдений полученный результат. Чаще всего, это была короткая запись «БИ», что означало «Без изменений», но иногда изменения все-таки случались и тогда он делал в журнале более подробную запись, отражавшую характер и суть события, сопутствующие ему обстоятельства и, возможно, первичную интерпретацию явления или инцидента. Это была рутина, но рутина необходимая. Порядок, в известной мере обеспечивающий безопасность Магической Англии и спокойствие ее граждан. Однако иногда, некое событие принимало характер чрезвычайного, и тогда Берни Вудворд становился тем человеком, который объявлял тревогу и выполнял первичные действия, предусмотренные общим регламентом и специальным протоколом[3]. Впрочем, латиняне не зря говорили, что «nulla regula sine exceptione»[4], - нет правила без исключения, - и сегодня был именно такой день и такой случай. Произошло, если, конечно, и в самом деле, произошло кое-что такое, ради чего можно было пожертвовать протоколом, потому что для такого казуса[5] регламент не предусмотрен.
Берни постоял минуту, рассматривая ставший вдруг ярко алым цветок чертополоха[6], запаянный в стекло четыре столетия назад колдуном из Йорка Агапием Артефактором, тяжело вздохнул, принимая, как данность, что от судьбы не уйдешь, и, подойдя к стойке журналов наблюдения, быстро написал две записки. Через минуту два самолетика вспорхнули с его ладони и полетели разыскивать адресатов, а Берни отправился в архив. Ему надо было просмотреть несколько документов из закрытой секции и кое-что освежить в памяти, хотя видит бог, он совсем неплохо знал эту историю. Его предшественник, вводя Вудворда в курс дел, рассказал ему пару-другую занимательных коллизий, посоветовав всегда держать их на всякий случай в уме. Впрочем, как бы хороша ни была его память и как бы подробно ни описывал давние события Роберт Бурлей, найдя соответствующую папку и ознакомившись с собранными в ней документами, Берни не только освежил в памяти подробности этой давней истории, но и узнал много нового, о чем прежде никогда даже не подозревал. Поэтому через два часа, когда в его кабинете собрались «срочно оторванные от всех прочих дел» спецагент Адам Нейпир и аналитик оперативного звена Чарльз Седжвик, он был готов уже к непростому разговору.
– Сегодня перед рассветом сработал один из наших сигнальных артефактов, - сказал он, разливая крепко заваренный чай по фарфоровым чашкам директорского сервиза. – Он был создан четыреста лет назад Агапием из Йорка и с тех пор не подавал признаков жизни. Ни разу за все четыреста лет наблюдений.
– К чему привязан артефакт? – Седжвик задал правильный вопрос, и Берни даже поблагодарил его в душе, поскольку вопрос этот являлся отличной связкой между преамбулой и самим казусом.
– Цветок чертополоха, так называется артефакт Агапия, реагирует на прорыв Межмировой Диафрагмы.
– И, когда ты говоришь «межмировой», ты подразумеваешь… А что кстати ты имеешь в виду? – А это был уже Нейпир, который умел не только выслеживать и убивать всякую нечисть, а вернее тех, кого назначил быть нечистью отдел Тайн, но также отличался острым умом и невероятной въедливостью. Наверное, поэтому он и стал единственным спецагентом Отдела тайн.
– Межмировой – это и есть межмировой, - хмыкнул в ответ Седжвик, буквально на мгновение опередив Вудворда. Похоже, Чарльз умел не только думать, он еще и знал многое о многом.
– Существование иных миров доказанный факт? – все-таки уточнил Нейпир.
– К нам оттуда кое-кто приходил, - туманно, в силу необходимости, объяснил Берни. – А от нас кое-кто ушел. И подозреваю, что мы знаем отнюдь не обо всех переходах отсюда туда и оттуда сюда, и речь, заметьте, идет об одном лишь Соединенном Королевстве. Что происходило, происходит и будет происходить, например, в Гардарики, мы вряд ли узнаем, - русские те еще параноики, - а, если все-таки, узнаем, то не все и не в реальном времени.
– О, как! – восхитился Адам. – А теперь, Берни, будь другом, уточни: этот «чертополох» артефакт общего действия или с привязкой?
– Полагаю, с привязкой к личности и координатам, - ухмыльнулся довольный, как слон, - и с чего бы это? – Чарльз Седжвик. – Поэтому Берни не стал поднимать тревогу ни по Отделу, ни по Министерству, а пригласил нас к себе частным образом. Я правильно понимаю интригу?
– Так и есть, - кивнул Берни. – Из-за Грани вернулся кто-то из графов д’Э[7].
– Давно их не было… - Седжвик стал задумчив и, пожалуй, даже озабочен.
– Четыреста лет, мне кажется, или около того, - сказал он после короткой паузы длиною в пару мгновений.
– Надо бы уточнить в архиве, но, я так понимаю, сейчас есть дела поважнее.
– В Архив я уже сходил, - внес поправку Вудворд. – С тех пор, как на ту сторону ушел Вильгельм д’Э, прошло четыреста семь лет. И да, ты прав, Чарли, я обеспокоен. Кто бы это ни был, я опасаюсь, как бы этот кто-то, а ведь это может быть и сам Вильгельм, не наломал дров. Когда он уходил, никто даже вообразить себе не мог, что через сто лет будет принят Статут о Секретности[8].