Вторая монашка тоже пропала из виду. Так даже лучше — не заметят, что я запланировал схитрить и привязаться ремнем. Уж лучше так, чем расшибиться о борт…

Звать Хорхе и требовать докрута не хотелось — кто его знает, какое у местных чувство юмора. Может, так и было задумано — чтобы я раскачивался и просил о помощи. Не, лучше сам все сделаю.

Неожиданно корзина дернулась вверх.

«Ага, значит, убедились, что развлечения не будет и решили сами поднять!» — С торжеством поднял я лицо вверх.

А потом улыбка спала, сменившись удивлением. Мою веревку — ловко, в четыре руки, тянули вверх те самые монахини. И не сказал бы я, чтобы им было хоть сколько-то тяжело это делать.

— Мисс? Спасибо, мисс! — Улыбнулся я им.

Так, где там эта злополучная веревка — как раз высота подходящая, можно за проушину цепляться.

— Руки береги! Куда пальцами лезешь! — Гаркнули сверху и я невольно убрал руки от решетки.

— Этого достаточно, мисс! — Возразил я, заметив, что они продолжают поднимать корзину вверх. — Мисс? — Удивился я, заметив их лица совсем близко. — Что вы делаете, мисс?

— Ты смотри, — проворчала брюнетка. — Как девка на сеновале, которой под юбку лезут. А еще сержант.

— Да какой из него сержант, его бы грудью кормить…

— А ты, смотрю, не против.

Я от возмущения вздохнул по больше воздуха в легкие:

— Граждане монахини!

Те, отчего-то заржав, свалились внутрь окошка, отпустив веревку.

Корзина, понятное дело, пошла вниз — до резкого удара стенками мне по голове, болезненного клацанья зубами и очень нехорошего треска механизма на крыше.

— Вы охренели там?! — Еле стабилизировал я положение.

— Марла, а мне понравилось. — Донеслось через смех. — Давай покатаем мальчика?

— Так, вашу мать. — Разозлился я и посмотрел наверх, найдя взглядом брюнетку. — Служители культа, а ну руки убрали от веревки.

Рядом с брюнеткой тут же показалась порозовевшая от смеха блондинка.

— Что он говорит? — Переспросила она соседку.

— Малыш просит его покачать. Во-о-от так, — двинула она рукой, и корзина заскрипела по борту. — И во-от так! — Корзина дернулась обратно, перекатываясь и закручиваясь по часовой стрелке.

— А веревка не оборвется? — Запереживала блондинка.

— Да не, — с азартом отвечала вторая.

А я сдерживался, чтобы не заорать матом. Потому что ругаться при женщинах — некрасиво, как учил шеф. Да и вообще, угрожать, а потом не делать — как-то мелко. Неправильно.

Подгадав момент, я открыл затвор двери и пнул ее ногами от себя. Раскрывшаяся дверь врезалась в металл и остановила движение, разломавшись и повиснув на нижней петле.

— Он же упадет! — Охнула блонди.

Веревку тут же прекратили раскачивать. Но это вы, кстати, зря.

Посмотрев вперед — мы ехали по длинной прямой — я вцепился в перекладину над дверью, оперся ногой за проушину на корпусе и, приподнявшись, ухватился за веревку. И уже сам полез наверх, подтягиваясь на руках и помогая себе ногами.

Соседки сверху, казалось, смотрели на это с интересом. Никак не мешали, пока до окна осталось совсем чуть — а потом я вытащил пистолет, притороченный за брюки сзади, и направил в симпатичные лица.

— Два шага назад, обе.

— О нет, мистер сержант! — Театрально схватилась брюнетка за голову. — Все, мы доигралась, нас огреют ремнем!

— Но у него нет ремня! — Вторила ей блондинка.

— Тогда он отходит тебя ладошкой по твоей симпатичной розовой попке!

— Эм. Женщины. — Привлек я их внимание.

— Он назвал нас «женщины»! Какое хамло!

— А казался таким милым.

Повезло же, м-мать, с соседями…

— Давайте добром — обе на два шага назад. Я ж вам сейчас прически испорчу. — Прицелился я чуть выше.

— Кстати, может, — забеспокоилась блондинка, обняв подругу за руку.

— Пусть тогда заходит, — тонко улыбнулась брюнетка.

Обе посторонились, и я в пару движений влез в широкое окошко, контролируя отошедших

С виду — обычный вагон «купе». Справа и слева два лежачих места. Под ними — нагромождение из сумок. Еще два лежачих места пристегнуты к стенам. Имелся и столик — в сложенном виде прямо под окошком. Даже украшательство стен присутствовало — обили зеленоватым сукном, приятным на ощупь. Тесновато, но по сравнению с клеткой — действительно «люкс».

— Вы чего докопались, подруги? — попытался определить, сколько в их поступках умысла, а сколько — дури.