Дорога начала круто подниматься в гору. Лес кончился, и по сторонам замелькали поля, покрытые серебристым инеем. На вершине горы, отчетливо выделяясь на фоне неба, стояла белая двухъэтажная дача, приветливо поблескивая освещенными окнами нижнего этажа.

Павел взял меня под руку и весело проговорил:

— Вот эта и есть та самая дача, где в полном уединении живет и работает наш таинственный отшельник…

Он встретил нас во дворе и провел в свой кабинет, где был приготовлен чай и весело потрескивал камин.

— Ну, друзья, прежде всего сами наливайте себе горячего чаю и согревайтесь. — Я отпустил сегодня свою Дарью, чтобы она нам не помешала, а главное, чтобы завтра не было сплетен, что я занимался с вами чертовщиной. Осторожность никогда не мешает в нашем деле! Вот почему я вас и не встретил; однако, Павел хорошо знает дорогу и без провожатых. Рекомендую в чай налить вина…

Мы уселись вокруг стола.

— Вы нисколько не изменились, Николай Александрович, — сказал я, наливая себе чай; — ведь, пожалуй, мы не виделись полгода. У вас, вероятно, много нового?

Он бросил довольный взгляд вокруг и улыбнулся. Во всех углах кабинета стояли сложные электрические приборы и какие-то блестящие цилиндрические аппараты.

— Да, я много работал за последнее время. И, знаете, я, наконец, понял, что не человек создает машину а машина — человека. Вы понимаете, каждая изобретенная машина создает штат людей, ее обслуживающих, и, конечно, это не обходится без влияния на жизнь, привычки, психику. Одним словом, лично я нахожусь в полном рабстве у своих машин. Я даже думаю, что человечеству пора изобрести машину, исправляющую людей от машин. Как ты на это смотришь, Павел?

— Что ж, в этом есть своя доля правды. В конце концов, человек окончательно поработит природу…

— Это мне нравится! «Поработит окончательно природу»… Какой абсурд! Не человек порабощает природу, а она все время тянет его за уши из грязи. Давно ли мы бегали задравши хвосты с обезьянами или им подобными нашими предками. И что же, по твоему, Это мы сами себя так изменили, что у нас нет больше хвостов, громадных челюстей и маленького мозга? Или, по твоему, в этом можно усмотреть нашу победу над природой!? Наоборот, все наши изобретения находятся вокруг нас, и природа нас на них наталкивает. Тянет нас за уши к чему то такому, что еще недоступно нашему пониманию. Ну, ладно, не в этом дело и не затем я вас вызвал сегодня… Скажите-ка лучше, что дали вам последние наблюдения над Марсом?

— Да ничего особенного… Сделано несколько зарисовок, но каналов нам не удалось видеть.

— Теперь на Марсе конец лета и он обращен к нам южной стороной, — вмешался я в разговор; — каналы высохли… Я думаю, что в это противостояние заграничные собратья не далеко опередят нас.

— Я так и знал! — улыбнулся Николай Александрович. — Однако, я сделал несколько больше. Я просто побывал на Марсе и видел все собственными глазами Он умолк и задумался.

Мы в недоумении переглянулись.

Он это заметил и вдруг добродушно рассмеялся.

— Что ж, я привык, что меня считают сумасшедшим! — воскликнул он деланно сердитым голосом. — Я мог бы вас выбросить из окна пли переломать кости за такое оскорбление… Однако, я молчу. Посмотрим, что вы Заговорите через полчаса. Идемте в обсерваторию! Сейчас как раз приближается тот момент, когда внешний спутник Марса — Деймос — собирается заходить за планету, а внутренний— Фобос — находится над другим полушарием, где теперь ночь.

Он подошел к письменному столу и достал журнал. Это был летний номер «Popular Astronomy».

— Вот, посмотрите-ка на этот интересный снимок Дугласа! Фотографируя Марс, севернее озера Солнца, у шести каналов он получил пятиконечную звезду. Вам, конечно, известно, что аналогичный снимок был получен и Ппккерингом? Так вот, я вас сейчас повожу по этим местам. Идемте… Он круто повернулся и быстро вышел из кабинета.

Мы вышли за ним в прихожую и одели пальто. Обсерватория находилась на крыше дачи и туда вела винтовая лестница из прихожей.

Николай Александрович вошел в обсерваторию и зажег свет. Громадный рефлектор стоял по середине обсерватории, поблескивая медью своего тубаса. У конца его находился большой стекляный шар, около которого темнели электрические батареи.

— Это — радио-рефлектор моей конструкции, — сказал он, открывая в это время купол обсерватории. — Этот шар — свето-приемник; для земных радио-свето-передач необходим еще второй подобный же шар — свето-отправитель, на котором должно отразиться передаваемое изображение, но в данном случае его заменяет с успехом спутник планеты. Устраивайтесь поудобней около шара, — сейчас мы все очутимся на Марсе.