Шрифт:
Милостивые слова хозяина мгновенно облетели мастерскую, и она заревела от восторга…
Нелидов криво усмехнулся и почему то посмотрел на маленькие окна каземата, которые были почти на уровне потока, огибавшего фундамент башни… Под потолком зияла еще какая-то дыра, и на нее тоже посмотрел Нелидов… Серега внимательно следил за взорами хозяина и тоже посмотрел на дыру… Под самым потолком была железная дверь… От нее не было лестницы вниз. Она, словно, висела в воздухе…
— Хороша твоя работа, Серега… — вполголоса заговорил Нелидов, перебирая целковики… — Только…
Серега пытливо всматривался в лицо хозяина и ждал.
— Только… — тянул Нелидов, — твой завод на время прикрыть придется.
— Что так? — спросил Серега с некоторой тревогой.
— В Питере пронюхали, — уронил Нелидов, почти не разжимая губ.
— Ишь… сволочи!.. — проскрипел сквозь зубы Серега. — Не иначе, как кто донес!
— Донос и есть, отвечал Нелидов. — Катит кто-то из Питера… Слушай, Серега, — вдруг заговорил он, наклонившись к мастеру, — севодня ночью прикрыть надо…
Серега помолчал, посмотрел на рабочих, которые радостно галдели в ожидании выпивки. Под низкими сводами грохотали их таежные тяжелые остроты и матерная радостная ругань. Они тоже хозяина не боялись.
— Ну, что ж! — сказал Серега. — Тебе виднее, когда. Сегодня, так сегодня!
— Ты возьми себе за работу, сколько унесешь, — сказал Нелидов, — и чтоб к утру твоего духу здесь не было!
— Можно… что ж… в лесу места хватит!
— А через неделю — другую наведайся… А севодня, как стемнеет, на плотину выходи…
Серега кивнул головой, и Нелидов вышел.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
РАСТЕРЯННЫЙ, бледный, сидел Семен, одетый по дорожному, в крепком новом возке. На облучке, рядом с возницей, примостился вооруженный казак. Около возка верхом на конях ожидали отъезда еще два конвойных казака. За Семена цеплялась его молодая жена, — она заливалась слезами и причитывала. Увидя подходящего свекра, она сразу замолкла и отскочила от мужа в сторону.
Семен хотел вылезть из возка, но Нелидов удержал его. Он подошел вплотную к сыну, трижды поцеловался с ним и, быстро крестя его наклоненную голову, говорил ему…
— Все отдай светлейшему… Он сам знает, что кому… Зря не болтай!.. Говори: «Ведать не ведаю». Слышь?
— Слышу… так и скажу! — шептал сын.
— На пути не задерживайся… Дело важное…
Сын кивнул головой.
— В Питере подожди, покедова светлейший сам тебе не скажет ехать…
Сын еще раз кивнул.
— Ну, с богом! — Нелидов махнул рукой. Возница подобрал вожжи, поднял кнут. Жена Семена опять ринулась к мужу и на секунду замерла в его объятиях. Нелидов отвернулся. Возок тронулся…
Нелидов подошел к уряднику Перначу, стоявшему здесь же, в стороне, и деловито заговорил с ним.
— Сидорыч… Сегодня к вечеру всех, кои беглые… Разумеешь? — спросил он, пристально глядя на урядника.
— Разумею! — отвечал тот, слегка ухмыляясь.
— Кои беглые… уведи с завода тсех начисто под стражей… в шахте их схорони… А кто здесь старой веры, — всех с бабами и ребятами в горы угони… Там пещерки есть… Туды их… и постереги их… Чтоб сидели плотно.
— Ладно… все сполню… Будь покоен… — ответил урядник.
— Чтоб на заводе только мужики оставались, да вольные, у кого бумаги есть… Понял?
— Все облажу, — ответил урядник.
Нелидов быстро отвернулся и посмотрел вслед возку, который быстро катился по дороге вниз, подымая за собой облако пыли.
Старик перекрестился широким крестом и пошел к «арсеналу».
Арсенал этот представлял ряд огромных бараков, которые были, как и все здания заводского городка, сколочены из стволов столетних кедров. Здесь, у этих бараков, кипела работа: из одних выносили пушки, из других — ядра, цепи якорные и кандальные. Все это складывалось кучами у каждого барака.
Бесчисленные подводы стояли в ожидании погрузки… Тощие деревенские лошади, понурив косматые головы, согнав колени, медленно пережевывали сено.
Конторщик Иван Захарыч суетливо перебегал от барака к бараку с реестрами, пересчитывая мортиры, гаубицы, фузейные стволы…
Нелидов подошел к пушкам, и стал их внимательно выстукивать. Засучив рукава, он засовывал руку в зияющие дула… Несколько забраковал. Их оттащили в сторону. Началась погрузка. Телеги скрипели и охали, когда на них взваливали дула чугунных орудий.