— Ты предала меня? — прошептал я, голос дрогнул, как бы сильно ни пытался держать себя в руках.

— Казума… — выдохнула она, но не двинулась с места, не сделала ни шага навстречу.

Я оттолкнул этого верзилу и хотел уже подойти к ней, чтобы всё выяснить, как…

— Хидэки, — сказала Каору в наушнике охранника. — Проучи его. Даже если придётся немного помять.

…Как этот мужик рванул на меня с такой скоростью, что я едва успел прикрыться от его тяжелого удара.

— Сука! — выругался я, уворачиваясь от второго замаха. Ударил ему в брюхо. От всей злобы. Нихрена се, у него там не мышцы, а бамбук! Но он всё-таки прочувствовал и чутка прогнулся, но не упал — вместо этого его глаза сверкнули, и он хрипло выдохнул:

— Хорошо держишься, паренёк. — процедил он хрипло. — Но ты не понимаешь, с кем связался.

— Давай! — рявкнул я, понимая, что передо мной какой-то профи. Это тебе не со школьниками драться, Казума.

Снова столкновение — его кулак вскользь задел мою скулу, я ответил ему прямым в лицо, отчего он отступил на шаг. Недооценил ты меня, дядя.

Краем глаза я видел Рин. Она стояла, вцепившись в рукава пальто, бледная как смерть.

— Рин! Уходи отсюда! — крикнул я, но она не двигалась.

Мужик вытер кровь с разбитого носа и снова бросился в атаку. Удар. Попал, сука. В голове аж треснуло. Силен гад. Я пошатнулся, но устоял. С разбитой губы хлынула кровь. Плевать. Мы только начали.

— Хватит! — вдруг вскрикнула Рин.

Мы оба замерли. Мужик неохотно остановился, но его взгляд был всё ещё напряжённым. Я вытер кровь с подбородка и снова посмотрел на неё.

— Рин… — мой голос прозвучал тише, но в нём было всё — боль, недоумение, отчаяние.

Она посмотрела на меня, и на её лице отразилась такая боль, что я на мгновение забыл, как дышать.

— Прости… — её голос был едва слышен, как тихий ветер в ночной тишине.

Я всматривался в её глаза, пытаясь найти хоть что-то — намёк, объяснение, знак. Что угодно, кроме этой ледяной стены, которой она отгородилась от мира. От меня.

— Что ты несёшь? За что простить? — прошептал я, чувствуя, как в горле встаёт ком.

— За нас.

Эти слова прозвучали так чуждо, что я едва узнал её голос.

— Рин, не надо. Ты не можешь так просто…

— Не могу? — она оборвала меня резко, когда-то ясные голубые глаза потемнели. — А кто ты такой, чтобы указывать мне, что я могу, а что нет?

— Что…

Она сделала шаг назад.

— Ты думаешь, что особенный? — её голос звучал отрывисто, колко, как удары ножом. — Ты просто… мальчишка. Ничего больше. Даже не знаю, что на меня нашло, когда я решила…

Она не договорила, но мне хватило и того, что услышал.

Словно кто-то взял и воткнул клинок мне прямо в сердце. Глубоко, беспощадно и так точно, что дыхание остановилось.

— Рин… — я шагнул к ней, но она вскинула руку, останавливая меня.

— Не приближайся. И не смотри на меня так.

— Так? Как? Как будто я тебя люблю? — голос сорвался на шёпот. — Мы же обещали… обещали любить друг друга вечно. Помнишь?

Рин отвела взгляд, и на её лице промелькнула тень боли. Но она тут же спрятала её, возвращая холодное выражение лица.

— Любить вечно? — она хрипло усмехнулась, и это была худшая из всех её улыбок. Пустая и мёртвая. — Ты правда поверил в это? Казума, ты просто ребёнок, который придумал себе сказку. Но у сказок нет счастливых концов. Запомни это.

— Рин… хватит… — мой голос звучал надломлено.

— Между нами ничего нет. Никогда не было, — каждое её слово падало на сердце, как удар топора. — Забудь меня. Просто исчезни из моей жизни.

Она повернулась к мужчине, стоявшему в стороне.

— Хидэки, поехали.

Я хотел что-то сказать, закричать, остановить её, но ноги не слушались. Стоял, как вкопанный, а сердце колотилось так, что вот-вот разорвётся.

Рин села в машину, не бросив на меня ни единого взгляда. Дверь захлопнулась с глухим стуком — как крышка гроба над всем, во что я верил.

— Рин! — какой-то неконтролируемый крик отчаяния вырвался из груди хриплым, надорванным звуком.

Она не обернулась. Чёрный седан медленно тронулся с места, растворяясь в темноте, оставляя после себя лишь тающий след фар.

Я стоял в полном молчании. Мир вокруг исчез. Ничего не было — ни ветра, ни звуков города, ни машин. Только пустота, заполнившая каждую клетку моего существа.

Это неправда. Это не может быть правдой.

Опустил голову и провёл рукой по лицу, будто пытаясь стереть эту реальность. Но реальность не стирается. Она остаётся, царапает, убивает.