Мне не хватало Светы. Я даже не замечала её влияния на свои отношения с близнецами, но оно тем не менее было. Она как-то умудрялась отодвигать ребят от меня, чтобы держали дистанцию, сглаживать углы, да и вообще — она одна не смотрела на меня, как на королеву с пажами. В институте же всё в этом плане было ещё хуже, чем в школе, и к концу сентября я чувствовала себя изгоем. С Федей и Димой общались, всё-таки мальчишки — их на курсе было меньшинство, — а вот от меня девочки старались держаться подальше. Хотя я не задавалась и охотно шла на контакт, но вот тот факт, что в любое свободное время ко мне подруливали близнецы и всячески ухаживали, а я почти никак не реагировала, принимая это как должное, не нравился многим. Но как я могла реагировать? Отшить их у меня не получилось бы, я слишком хорошо к ним относилась. И привечать — тоже. Поэтому я играла в Снежную королеву.

Но у всего есть своя цена — и моё поведение аукалось мне неважными отношениями с однокурсницами. Со мной не ссорились, нет — просто не дружили. Никогда не звали с собой, не разговаривали на переменах, даже почти не просили списать. И в общий чат группы меня добавили только после того, как Дима поговорил с нашей старостой Миланой. Он вообще много общался с ней, поскольку тоже был старостой, только параллельной группы, и я даже немного ревновала, если видела их вместе. Гасила неприятные ощущения, но никак не могла отделаться от мыслей, что мои мечты могут исполниться наоборот — и это не Федя найдёт себе девушку, а Дима.

Но пока ничего подобного не случалось — близнецы хранили мне верность. Приносили из буфета шоколадки и водичку, провожали из дома до института и обратно, на выходных приглашали меня погулять втроём. Последнего я избегала — но увы, Федя и Дима порой встречали на улице нас со Светкой, с которой я встречалась как раз по выходным, и присоединялись к нашей прогулке. Ну не гнать же их было?..

Постепенно дело шло к Новому году и первой сессии. Я усиленно занималась, поэтому на предложение мамы съездить в торговый центр и закупиться всем подряд — от новой ёлки до зелёного горошка, — отказалась, сославшись на несделанное задание по английскому языку. Бабушка тоже не поехала, сказав, что лучше отдохнёт. А вот папа, мама и дедушка поехали…

Я до сих пор не могу вспоминать тот день. Стоит лишь сосредоточиться на воспоминаниях — и голова начинает гудеть, будто внутрь черепа поместили гигантский орган.

Мне позвонили спустя несколько часов, когда я доделала английский и собиралась пообедать. Из полиции. И сообщили, что мои родители и дедушка попали в аварию, столкнувшись лоб в лоб с иномаркой, водитель которой не справился с управлением в гололёд и вылетел на встречку.

Погибли все.

Мне никогда в жизни не было настолько больно, и наверное, уже не будет.

Я почти не могла думать. Сидела в шоке, не моргая и почти не дыша, и смотрела в стену, не зажигая свет. Я не молилась, не просила ни о чём, не анализировала — я просто пребывала в оцепенении. Мне кажется, я тогда умерла и сама, но по какому-то недоразумению продолжала дышать — точнее, периодически вдыхать воздух, который казался мне полным дымной горечи.

— Ох ты, Юлечка… Юлечка… — где-то рядом плакала-причитала бабушка. — Мне надо всем заняться, но как я тебя оставлю?..

Я не понимала, о чём она говорит. Оставить? Заняться? Чем? Впрочем, мне не было никакой разницы. Я просто сидела на кровати в своей комнате и смотрела в стену, не шевелясь.

Не помню, в какой момент я ощутила, что кровать вдруг примялась, и меня неожиданно обняли. Сразу всю, погрузив в тепло, как в кокон. Я вздрогнула, от неожиданности приходя в себя — и сквозь слёзы, всё-таки вскипевшие в глазах, увидела рядом два знакомых лица.

Близнецы.

— Нам позвонила твоя бабушка, — прошептал Дима, глядя на меня с таким сочувствием, что я впервые за эти часы всхлипнула. — Ей нужно отъехать. Попросила нас побыть с тобой.

Говорить я не могла, поэтому просто кивнула, а затем уткнулась лицом в Димкину грудь, обняла его — и наконец-то заплакала.

Сколько я так рыдала, трясясь от нечеловеческого горя и непонимания, как так может быть — ещё утром мои родные были живы, все! А теперь мертвы! — я не знаю. Близнецы обнимали меня молча — Дима лежал лицом ко мне, Федя прижимался к спине, — и просто ждали, пока поток моих слёз иссякнет.

Ни один человек в мире не может плакать вечно. И я в итоге уснула, забывшись тяжёлым сном.

Во сне я не понимала, по какой причине мне так горько и больно, почему я не хочу больше жить, отчего чувствую себя несчастной. И тихонько уговаривала себя: Юль, ну ты что, ерунда какая-то, всё же хорошо. Скоро Новый год, потом первая сессия, каникулы… Нет никаких причин грустить.

Что-то внутри меня не соглашалось, но я не могла вспомнить, в чём дело. И уговаривала, уговаривала себя… пока не уверилась: всё нормально, незачем переживать.