Я перевёл взгляд на подиум, и фигуры девчонок с барабанами. Вдруг, одна из них вздрогнула, глаза её, немного потерянные и наполненные сомнениями одномоментно стали живыми, шалыми и бесшабашно-весёлыми. Руки девушки начали выстукивать сложный ритм по туго натянутой коже барабана, стоящего перед ней. Рокот барабана становился всё громче, и уже через минуту вздрогнула и разительно преобразилась вторая девушка.

И её барабан ожил. Два ритмических рисунка переплелись и наполнили помещение гипнотическим гулом.

Ануэн, чьё лицо закрывала маска, символизирующая её ориша, Эшу Исери, начала медленное движение вокруг Митана, разрисованного мистическими пиктограммами и символами столба, по которому духи спускаются в мир людей.

И, по мере ускорения упругого ритма барабанов, её танец тоже набирал темп, движения становились всё более рваными и пугающими.

Атмосфера древнего, дикого колдовства сгустилась в помещении, наполненном дымом дурманящих травяных смесей, уносящих рассудок в иные пространства.

К танцу подруги присоединились оба наших юных леопарда. Они начали прыгать и кружиться вокруг танцующей мамбо, причём, движения этой троицы странным образом сплетались в единый, сложный, наполненный первобытной мистикой, рисунок.

Ануэн вдруг упала на колени перед Митаном, а с обеих сторон разлеглись леопарды.

— Мсери, хиджо Ошоси! Тирар ми эстар, знфермо вида эн ми!! — глухим и страшным голосом Ануэн выкрикнула странные слова на языке, чуждом для этого мира.

И именно в этот момент я перерезал горло жертвенного петуха, обильно окропив его кровью алтарь.

Пламя свечей в испуге моргнуло, словно стараясь спрятаться от произнесённых мамбо слов.

Глаза Ануэн, сверкавшие сквозь прорези маски, стали обсидианово-чёрными, блестящими нездешней энергией и силой.

Вокруг её ладоней медленно занималось золотистое свечение, с каждой секундой становящееся ярче.

Это её ориша, Эшу Исери, излечивающий болезни, полностью овладел её телом.

К этому времени баронесса Гленис давно уже лежала навзничь на толстой циновке, сплетённой из речного тростника.

Она находилась в глубоком трансе, и рассудок её сейчас путешествовал по волшебным мирам, путь в которые ей на некоторое время открыли милостивые духи.

Пружинистой, приплясывающей походкой, ведомая ритмичными звуками обезумевших барабонов Ануэн приблизилась к лежащей Гленис.

Вслед за Ануэн, подобные двум невесомым серым теням предрассветной саванны, мягко стелились по полу Мря и Мао.

Сейчас они ничем не напоминали забавных котят. Сейчас это были хищники. Хищники опасные и беспощадные. Хищники, вышедшие на охоту.

Ануэн опустилась на колени около ложа Гленис.

Взгляд её прошёлся вдоль расслабленного тела баронессы, сначала от лица к ступням, потом поднялся обратно и зафиксировался на животе распростёртой на циновках женщины.

Леопарды издали тихое рычание. Они к чему-то готовились, не отрывая настороженных взглядов от рук Ануэн, светящихся ровным золотистым светом.

Ануэн же медленно, почти торжественно, возложила свои золотые ладони на живот Гленис,тело которой ощутимо вздрогнуло от этого прикосновения. Несколько минут ничего не происходило.

Но вот по телу Гленис прокатилась волна. Это непроизвольно сокращались мышцы.

Я осмотрел её ещё раз. Всё было нормально. В сомкнутых челюстях матери была зажата толстенькая палочка из прочной древесины, на случай возникновения судорог.

При изгнании паразита можно ожидать чего угодно. Мерзкая сущность непременно будет сопротивляться, не желая покидать насиженное место.

Я переглянулся с Ланцо. Он кивнул, и, согласно предварительной договорённости, аккуратно сел на бёдра Гленис, что бы лишить подвижности её ноги. Мне же была доверена миссия фиксации её рук.

Вытянув её руки над её головой, мои пальцы плотно обхватили тонкие запястья и прижали их к полу.

Вовремя мы заняли свои места. Волны судорог, сотрясающие тело матери участились и их сила увеличилась. Теперь она дёргалась, выгибалась, тщилась вырваться из наших бережных, но плотных захватов.

Руки Агуэн, тело которой на время стало вместилищем для могучего Эшу Исери напряглись и ещё плотнее прижались к животу Гленис, из горла которой вдруг вырвался тоскливый, нездешний вой, заставившей шерсть на загривках леопардов встать дыбом.