Гоэллон молча выпил почти всю бутылку, с улыбкой разглядывая суету за окном - два приказчика выясняли, кто первый будет выезжать из ворот, ругались сразу три бродячих точильщика, одновременно нагрянувших в кабак, а вышибала пытался их унять, коли не получалось вытолкать. С наступлением весны столица ожила и теперь напоминала улей. Гудение голосов, суета, смех и ссоры, брань и приветствия... Саннио уже не чувствовал себя здесь чужим. Только все чаще шли мурашки по коже от звучавшего в доброй половине разговоров слова "война".

– По крайней мере, от нашествия женихов мы избавлены, - вдруг сказал герцог.

– Что вы имеете в виду?

– Нашу дорогую воспитанницу, - развел руками Гоэллон, - кого ж еще? Саннио, вы не перестаете меня изумлять. То вы на диво наблюдательны, то не замечаете творящегося под самым носом. Я предполагал, что общение юной девицы с Литто происходит с вашего молчаливого согласия...

– Какое общение?
– Саннио удивился, потом вспомнил, как пару раз выгонял обоих из полутемной гостиной на втором этаже. Для подготовки уроков свечей было маловато.
– Они вроде бы ничего такого не делали...

– Именно, но наш северный барон решил, что пара поцелуев обязывает его жениться на девице, честь которой... ну и все прочее. Вообще презабавнейшая ситуация: девица Къела вызывает матримониальные устремления едва ли не у каждого. А вот сама она ничего подобного не желает, категорически, - герцог устало покачал головой и провел тыльной стороной руки по лбу.
– Это упрямство мне не удалось переломить.

– Что, она и вам отказала?
– съязвил племянник.

– Она вполне недвусмысленно высказалась на эту тему, - герцог усмехнулся, глядя на дно потертого оловянного кубка.
– Что, дескать, ни я, ни король, ни последний трубочист...

– Блестящее обобщение, - восхитился Саннио.
– Вполне в духе этой молодой дамы.

– Да уж, вы правы, Саннио. Впрочем, теперь это ее собственная забота. Она получила право распоряжаться своей жизнью, как достигшая полного совершеннолетия. Остальные - тоже. Королевский подарок, от которого невозможно отказаться, увы.

– Почему - увы?

– Ну, подумайте ж головой, счастье мое!

– Потому что за действия не достигших совершеннолетия отвечает опекун?

– Именно, - кивнул Гоэллон.
– Впрочем, довольно об этом; поговорим о вас. Я не хочу тянуть с церемонией. В седьмой день... значит, послезавтра. Завтра к вам приедет помощник настоятеля прихода храма Святой Этель Эллонской, подробно расскажет о том, что вам понадобится выучить и сделать.

Делать и учить понадобилось не так уж много. Однодневный пост. Три десятка слов, которые потребовалось запомнить наизусть. Пустяки для Саннио, привыкшего зазубривать целые свитки. Исповедь. Церемония тоже оказалась вполне простой и понятной: тут стой и слушай, там иди и говори. Смущало другое: до обряда юноша еще мог где-то в глубине души считать, что все это - шутка, игра, затеянная герцогом. Теперь же никуда не денешься. Окончательно, навсегда. Саннио привык считать себя безродным сиротой, которому дважды несказанно повезло: сначала на него обратил внимание хозяин школы секретарей, а потом он попал на службу к одному из самых знатных господ Собраны. Теперь же он сам становился одним из благородных людей, и членом Старшего Рода. Разумеется, он ни с чем не справится, подведет дядю и опозорит свой род.

Если бы герцог отправил его на север, к родственникам матери! Они владетели, а не герцоги, да и у них есть законные наследники, какой спрос с бастарда? Господин Ларэ управляет королевским поместьем, и никто не требует от него жить в столице... хорошо ему.

После исповеди, где Саннио признался во всех грехах, которые только смог припомнить - а список набрался преизрядный, от уныния, непослушания и недобросовестности до сомнения в своих силах, - на душе отчасти полегчало. Помощнику настоятеля было хорошо за шестьдесят, и был он, как говорится, обилен телом и голосом тоже не обижен, а священником оказался молодой человек, может быть, лет двадцати пяти, не старше. Приняв исповедь, он предложил юноше сесть рядом с ним на скамью и просто поговорить.

– Я был рукоположен в сан священника год назад, - сказал высокий темноглазый человек с худым жестким лицом.
– До последнего дня мне казалось, что я не готов, не смогу, не найду в себе сил нести эту ношу. И за день до рукоположения я услышал от епископа то же, что хочу сказать и вам. Сомнение в своих силах - благо, пока является опорой. Пока заставляет нас думать о том, достойно ли мы выполняем свой долг. Но если оно становится не посохом, а бревном, то ломает хребет сомневающемуся. Не давайте своим сомнениям сломать вам спину. И научитесь доверять тем, кто старше и мудрее вас. Ваш господин и сюзерен знает, что делает. Ваш долг - оправдать его доверие, а не сомневаться в разумности такого доверия. Этим вы оскорбляете того, кому должны подчиняться. Идите, завтра я хотел бы увидеть вас понявшим эти мои слова...

Саннио не спал всю ночь - думал над тем, что сказал ему священник. Ему казалось, что он-то знает себя лучше, чем герцог: тот слишком хорошо думает о случайно найденном племяннике. Искренне уверен в том, что найденыш со всем справится. Да, бывший секретарь сомневается именно в разумности доверия. Но какие у него основания - сомневаться? Он действительно знает себя лучше? Ага, и именно поэтому Гоэллон видел его насквозь, со всеми желаниями, страхами и порывами, раньше, чем Саннио понимал, что у него самого на уме... значит, нужно просто подчиниться и поверить?