«Открыто промышленное золото на Чукотке», – пишет он в докладной записке начальнику Дальстроя.

Чемоданов, как и все, кто были на руководящих должностях в РайГРУ, получил генеральское звание. Но узнала я об этом буквально дней за десять до отъезда, когда покидала Чукотку. Я не думала, что больше не встречусь с Николаем Ильичом. Но он рано ушел из жизни. Почему-то все геологи рано уходили из жизни. Работа очень тяжелая была…

Николай Ильич был сложный человек, очень разборчиво подходил к геологам. И строгий был. Но с ним было интересно работать. Старинный большой стол у него в кабинете с зеленым сукном. Всегда абсолютно чистый, это, наверное, кагэбэшная привычка. Ни одной бумажки никогда, хотя он писал записки.

Тогда, зимой 1959 года, Чемоданов срежиссировал мою статью сам. Я гордилась тем, что получила благодарность от своей редакции за отличный материал. Но настояла, чтобы подпись в газете стояла Чемоданова. А потом мы с ним продолжили. Мы сделали статью «Вчера – лотки, сегодня – драги». Она занимала две полосы газеты. Целый проект публикаций о геологах был составлен на год вперед.

Все руководители РайГРУ спорили между собой, где познакомились Чемоданов и промывальщик Власенко. Они постоянно были вместе. Чемоданов обращался к Власенко исключительно по имени – Леша. Никогда ни один начальник хоть какого-нибудь ранга из дальстроевцев не называл заключенного по имени, да еще так тепло – Леша. И это удивляло всех. И никто не мог понять, где же они встретились, откуда они друг друга знают. Начальник, в общем-то, высшего ранга и простой зэк.

Самым удивительным было то, что они понимали друг друга без слов. Они очень мало разговаривали. Но все замечали, как они переглядываются. Причем ничего вроде бы особенного. Посмотрел Чемоданов, чуть дрогнул глаз у Власенко. И все, Власенко берет проходнушку, идет, моет в ручье и приносит золото. Вот вам и весь разговор.

Власенко был удивителен тем, что у него не было никакого геологического образования. Но он один из немногих «имел глаз» на золото. То есть он находил золото там, где мыли все уже до него, все знаменитые геологи, и не находили. Пустой ручей, кажется, нет тут золота никакого. Приходил Леша со своей проходнушкой, шуровал в ручье. Мыл. И намывал золото. «Имел фарт на золото», – говорили опытные добытчики. Было у Леши какое-то особое шестое геологическое чувство, которое дает возможность в пустыне в любой найти золото.

Сохранились воспоминания бывшего главного геолога Шмидтовской геологической экспедиции, который описывает все, что связано с Власенко. Интуицией обладал Власенко. «Пусто, все было пусто. Подходит Власенко, вскрывает дерн. И тут же у него в проходнушке лежат самородочки. Есть золото!»

Чемоданову нужно было добыть килограмм весового золота для того, чтобы доказать, что на Чукотке есть оно. Тогда месторождение признали бы промышленным, и можно было ставить прииск. И вот, в очередной раз переглянувшись, Власенко и Чемоданов начали свою работу. То есть Чемоданов пошел куда-то смотреть какие-то документы, а Леша начал мыть на глазах у всей изумленной геологической публики.

На Баранихе и до него мыли золото. И не находили, никто не находил. Проходили уже по пятьдесят раз эти места. А Власенко намыл за одни сутки целый килограмм золота. Это золото было сразу же отправлено в Москву, а дальше – в золотую кассу нашей страны. Доложили, соответственно, в Политбюро – выше органа не было. И с этого началось строительство прииска Комсомольский, потом и других приисков. Чукотка считалась оловянной, и вдруг она после этой промывки Власенко стала золотой.

Точка, на которой Власенко намыл первый килограмм золота, была очень важна для Чукотки. Ее впоследствии так и называли – «точка Власенко». Но, сколько я ни искала в свой последний приезд в архиве геологическом хоть что-нибудь о Власенко, хоть портретик, хотя бы какое-то напоминание о том, что вот он намыл золото, которое стало большим открытием для Чукотского национального округа и для страны, ничего подобного не нашла. Нигде ни одной бумаги. Мы просмотрели даже списки людей, которые были выдвинуты на Ленинскую премию. Там была хорошо знакомая фамилия – Чемоданов. Но он был последним в этом списке почему-то. А впереди идущие в списке фамилии вообще были никому не известны, не знали мы таких геологов, которые там числились главными.

Шестьдесят лет назад я работала с Чемодановым над большой статьей о геологах Чаун-Чукотского района. И там было целых два больших абзаца об Алексее Власенко. Приходит газета – этих абзацев нет, их вычеркнули. Я звоню Рубину, чтобы узнать, что произошло. Он говорит вполголоса:

– Потом, не спрашивай больше ни о чем, потом расскажу.

Я думаю: может, там что-то случилось? Проходит полгода – ни слуху ни духу. Тогда я уже собрала побольше материала об Алексее Константиновиче и написала очерк, посвященный Власенко. И вдруг мне отвечают из газеты по телефону:

– Очерк не принят, он не будет опубликован.

– Как не принят? Что, плохо написан?

– Нет, отлично написан, но не будет принят.

Я возмутилась жутко. Тут подозвали к телефону Рубина. И он говорит:

– Приезжай, как раз совещание с обкомом будет проходить. И я тебе все объясню.

Я приезжаю в Анадырь. После совещания Рубин зовет:

– Заходи ко мне.

Я зашла в его кабинет. Говорю:

– Я возмущена до предела.

Рубин мне шепотом начинает объяснять, что очерк не может появиться, потому что Власенко сидел в лагере. Доставлен был сюда на специальном пароходе. Отсидел полный срок. И они познакомились с Чемодановым в лагере. Но только один был сиделец, а другой – на много рангов выше.

Власенко прожил недолго. Он работал потом прорабом. Его обожали все. Олег Куваев [2] о нем написал очень хорошо в своем трехтомнике. Опубликовал. То есть все вспоминали о нем, как о невероятно красивом человеке. Очень молчаливом. За ним гонялись журналисты, а он убегал от них. И вдруг он заболел. А на мысе Шмидта была страшная пурга. И вертолет с врачом не мог сесть. Его отправили на вездеходе. А это очень тряское дело – доставить тяжелобольного человека на вездеходе. В больнице сделали операцию, у него что-то не в порядке было с желудком. Через два дня Власенко не стало. Он умер 13 августа 1962 года. Леше не было и сорока лет. Хоронили его с большим почетом. И это был почет не придуманный, а особый. Все знали, что Власенко был зэк. Все знали, что он был сверхталантливый человек. И очень скромный.