– Спасибо, дед. Извини ещё раз – деньгами не помогу.

– Да ладно-ладно, давай, служивый!

На исполнение задуманного у Михаила ушло минут двадцать. Только он подбежал к вагону и передал в открытое окно полиэтиленовый пакет, как поезд тронулся. Сам влезть в окно Демидов уже не успевал. Тогда он вскочил на подножку, схватившись за поручни. Поезд набирал ход. Студёный воздух превращался в леденящие вихревые потоки. Первые секунды хлещущий в лицо ветер напомнил Михаилу о его зимних поездках на мотоцикле, но вскоре задувать стало намного сильнее. Даже в перчатках Мишкины руки в момент окоченели. Вот уже и скорость приличная набралась. «А что же будет, когда за пределы города выйдем» – вертелась в голове Михаила пугающая мысль. Крепко вцепившись в поручень, он, почти вжимаясь в дверь, отчаянно стучал в дверное стекло, рискуя при этом сорваться.

Через несколько минут изумлённый проводник открыл дверь:

– Ты откуда?

– Оттуда! – глубокомысленно ответил Михаил, показывая пальцем в небо.

Прапорщику (главному начальнику их вагона) тут же стало известно о случившемся:

– Ты чё там делал?

– За сигаретами бегал, – правдоподобно соврал Демидов.

Но стреляного прапорщика не так легко было провести. Почувствовав неладное, под его руководством сержанты начали тщательный шмон 29 . Осматривали одно купе за другим, все рюкзаки и сумки. В результате нашли две бутылки (те, кто сдавал деньги, успели их получить, а вот спрятать как следует – нет). Примечательно, что одна из них была уже пуста. «Когда успели выпить-то?» – подумал, удивившись такой скорости, Миха. Куда канули остальные пять пузырей, Мишка даже не догадывался.

Так как истинное количество доставленного алкоголя проводившим досмотр известно не было, они удовлетворились найденным. При этом появление бутылок как следствие Мишкиной вылазки доказанным фактом не было.

– Вы теперь в армии! Здоровый образ жизни – залог боевой готовности! – усмехаясь, нравоучал прапорщик, от которого за версту разило перегаром. – А значит, никакого спирта, только спорт! Прежде чем вам будет позволено спать, поочерёдно, согласно списку, подходим ко мне и отжимаемся от пола – кто сколько сможет. Отжался сто раз – свободен! Не набрал сотню – подходишь ещё и ещё, до тех пор, пока в сумме не наберёшь сто отжиманий. И не дай бог я или сержанты увидим хоть одного спящего, пока последний из вас не выполнит норматив. Я записываю. Всё, давай, первый пошёл!

Под конец экзекуции кучка аутсайдеров отжималась по два-три раза за подход. Остальные терпеливо ждали. Самым слабым оказался тот, у которого как раз и изъяли полную бутыль. По этому поводу над ним ёрничали сержанты, и, кроме того, они всех настраивали против этого бедолаги: «Смотрите, именно из-за этого любителя спиртных напитков вы до сих пор не спите».

Наконец завершилось последнее отжимание и прозвучала команда «Отбой» 30 .

В темноте, среди ночи, по кругу пошёл яблочный сок. С ним была смешана водка – это в него, когда начался «шмон», сообразили вылить ту самую бутылку, что была найдена пустой. Причём банки «креплёного» сока во время досмотра стояли на столе, на самом видном месте. Потом появились бутылки неразбавленной. Оказалось, часть их припрятали в ящике для грязного белья (люк которого находится в полу), остальное – в тамбуре в ящике с углём – там провести досмотр сержанты не догадались, да и пачкаться им бы, наверное, не захотелось.

Проехали Омск, Новосибирск, Красноярск, Иркутск, Улан-Удэ и Читу, для нескольких сотен новобранцев эти города были пунктами назначения. От состава отцепляли пустые вагоны. Проблема стоячих мест решилась окончательно – теперь каждый имел своё законное лежачее место. Воинский эшелон двигался дальше.

Наконец, на девятые сутки пути показалась конечная – Хабаровск. На улице минус пятьдесят или что-то вроде того. Очень влажный воздух, дышать им с непривычки было достаточно трудно.

Колонна тентованных КамАЗов с загруженными в кузов сверх всякой меры новобранцами приехала в Волочаевскую учебку 31 . Здесь была подготовлена отдельно стоящая казарма. К молодёжи других солдат не подпускали – «карантин». Старшими над ними поставили четырёх офицеров и прапорщика (уже другого), а командовали всё те же сержанты, что ехали в эшелоне. Контроль стал гораздо жестче. Офицеры и прапорщик поочерёдно ночевали в казарме, предотвращая тем самым ночные беспорядки.

Здесь впервые за две недели новобранцев сводили в баню. После помывки переодели в военную форму. Начался КМБ 32 : строевые занятия, изучение уставов, огневая подготовка и тому подобное. Наизусть учили текст Военной присяги. «Молодёжь» методично познавала всю палитру суровой армейской жизни, её писаные и негласные законы.

От домашних запасов уже давно ничего не осталось. Еда в солдатской столовой оказалась чуть лучше, чем на сборном пункте в Сызрани, или, быть может, молодые бойцы теперь как следует проголодались. К Новому году у всех поголовно с деньгами был «полный голяк». Курящие теперь радовались любым нефильтрованным сигаретам или папиросам, они дошли до того, что подбирали окурки и, выпотрошив из них остатки табака, делали себе самокрутки.

Прошло полтора месяца. Настало время нового перераспределения. Треть молодых солдат оставили в Хабаровске. Остальных разослали по пехотным частям, разбросанным вдоль китайской границы от Красной Речки до Владивостока. Мишка Демидов попал в Бикин в мотострелковый полк мотострелковой дивизии, штаб которой находился там же.

Прибывшие к окончательному месту службы «запахи» (именно так вплоть до принятия Присяги по неписаным канонам называлось молодое пополнение) представляли собой зрелище достаточно жалкое. Остриженные налысо, с впавшими скулами, похудевшие от нехватки пищи, до девяноста процентов одетые в поношенную форму (её им, где обманом, где как, подменили «старослужащие» 33 ), они больше походили на военнопленных, чем на солдат.