Чароцвет… Хорошее, красивое название, но отвратительный монстр, который за этим названием прячется, выглядит и действует ужасно. Визуальным модулем голема, который был встроен в железную голову на месте глаз, я видел, во что превратились люди за те несколько часов, прошедших с момента их поимки. Черная сетка сосудов под бледной кожей. Дрожащие конечности.

Смотреть страшно. А я по этому лесу в одиночку ходил… Надо скорее исправлять ситуацию. Когда разберусь с этим монстром, в первую очередь, как в прошлой жизни оставлю голему строгие инструкции, как поступать в случае, если мое тело захватит подобная дрянь. Заодно внедрю в управляющий модуль образы существ, которых можно и нужно атаковать без команды. Если бы у меня не было проблем с законом, если бы я шёл с могучим големом, а лучше — с двумя, уверенный в своей крутизне и безопасности, наверняка бы не стал прятаться в кустах, подслушивая разговоры караванщиков, а сразу бы двинулся на поляну и возможно, попался бы на лианы твари, и даже не понял бы этого. Я неплохой специалист по монстрам подземелья, но такие там не водятся — слишком легко заметить многочисленные нити, которые расползаются во все стороны по каменному полу.

Чароцвет — жутко опасная токсичная дрянь: хватит одного касания голой кожи, чтобы парализовать человека. Монстр наделён ядром, которое и помогает ему контролировать других.

Пока голем ходил по поляне, раздвигая траву и рассматривая, с какой стороны находится больше всего прозрачных жгутиков, я пытался бороться со странным ощущением нереальности происходящего. Я помню эту стоянку: с той стороны беседки кто-то заботливо вывел наружу ключ и огородил его камнями. Проезжие люди постоянно оставляли здесь дрова для других путешественников. Прежде это место ассоциировалась у меня с безопасностью и уютом. А сейчас увидеть здесь монстра, взявшего под контроль людей, было так же жутко, как не спеша ехать на велосипеде под любимую музыку, и вдруг понять, что ты горишь. И велосипед горит. И ты в аду.

Наконец голем обнаружил, откуда тянутся нити. Чароцвет никак не мог остановить медного, как и заставить людей выполнять что-то кроме тех действий, которые они совершали, когда были взяты под контроль.

— И че?

— И нашлись деньги! Продал свой кинжал, и отдал долг, это самое!

— Вот оно как!

Разговоры отдавали сюрреализмом. Ощущение нереальности происходящего становилось всё сильнее. Ничего, стоит убить монстра, заняться помощью караванщикам, и я перестану ощущать себя так, словно дверь моего мирка вынес ОМОН.

— Он про псов своих сказал. Не видел, что ли?

— Видел, бегали где-то рядом. Чего-то их давно не видно, они у тебя не сбежали?

— Да не должны. Маор! Борза! Ко мне! Фью-ить!

Бедняга караванщик в тысячный раз позвал своих псов, когда медный обнаружил монстра. Четырёхметровый побег толщиной с мою руку прильнул к стволу сосны в десяти метрах от поляны. Жадный монстр даже не попытался сбежать: не захотел бросать сытную добычу.

Коротко свистнул клинок, разрубая монстра возле корней. И разговор караванщиков, начавшийся было по новой, разом оборвался. А потом перешёл в сумасшедший крик, который издавали сразу трое караванщиков. Представляю, какую они сейчас испытывают боль, ощущая внедрившиеся под кожу побеги.

Я мог бы развернуться и уйти сразу, как заметил, что люди взяты под контроль, но, во-первых, кто-то ещё мог наткнуться на эту стоянку, а во-вторых, людей еще можно спасти. Да, чароцвет уже порядочно внедрился в их организмы, раз смог контролировать их, но можно накачать караванщиков зельями лечения, прямо до рвоты накачать, и за двенадцать часов доставить до хорошего мастера-целителя — тогда выживут.

Вот только смогу ли я их доставить до этого мастера? Голем у меня всего один, и других механизмов, над которыми можно было бы перехватить контроль, нет. Дохлых лошадей уже несколько лет никто поднять не может, так что вариант с транспортом тоже отпадает. И вот-вот наступит ночь. Солнце уже зашло, и скоро под лунный свет выйдут такие существа, по сравнению с которыми чароцвет — просто детская сказка на ночь. Эти существа не особо любят огонь, сторонятся мест стоянок, и предпочитают охотиться на себе подобных, либо искать в лесах животных. Лучшим решением для меня сейчас станет милосердно прикончить бедолаг и растянуть имеющиеся дрова до утра. Не спать, и ни в коем случае не уходить с поляны.

С другой стороны, караванщики — народ при деньгах. Три спасённых человека смогут обеспечить мне индульгенцию.

Но индульгенцию я могу обеспечить себе сам, если в кошельках всех троих окажется достаточно золота. Плюс еще ядро монстра, которое сейчас выковыривал из корней голем.

Итак, передо мной стоит очень важный вопрос. Спасать, или не спасать?

С момента, когда Глебос увидел на доске розыска портрет Вилатоса, прошло полтора дня. У парнишки хватило мозгов понять, кто организовал розыск его друга, и спустя полтора дня Глебос подошёл к воротам замка своего клана.

В небе грозно рычала гроза, капал легкий дождь. Стражники посмотрели на неожиданного гостя, а потом открыли ворота. Глебос был клановым, сыном главы, и желающих задержать пацана не нашлось. К тому же стража знала, что Глебоса уже несколько недель ищут по окрестным городам как раз для того, чтобы доставить в замок. А тут — сам приходит.

Естественно, гонца к лорду отправили сразу же, как только опознали наследника.

Глебос прошёл мимо стражников, мимо ойкнувшей служанки. Дошел до донжона, легко толкнул массивную створку и направился на третий этаж, в рабочий кабинет отца. Насколько парнишка знал его привычки, лорд Арк сейчас должен быть там.

Когда Глебос толкнул дверь кабинета, снаружи загрохотало, будто в тучах ворочался кто-то огромный.

— Сын, — спокойно кивнул лорд, будто и не было побега и двух отправленных отрядов клановой стражи. Будто не было двух стычек, в которых он собственноручно прирезал людей своего отца. — Хорошо, что ты вернулся. Я хочу, чтобы ты продолжил обучение.

Пацан застыл в дверях. С плаща стекали и падали на пол дождевые капли.

— А я хочу, чтобы ты меня признал… отец. Чтобы увидел во мне человека, а не заготовку. И самое главное — я хочу, чтобы ни наши люди, ни городские стражники не искали моего единственного друга.