— А куда мы будем тогда преступников «на химию» отправлять?

В прошлой жизни Вера смолчала, прекрасно понимая, что сделать ничего не сможет. А спустя полгода она горько рыдала, узнав, что инженер-технолог с Воскресенского комбината, с которой она там успела подружиться, погибла при такой «технологической аварии» при попытке спасти нескольких тех самых «химиков»… А в жизни этой решила, что если подсуетиться заранее, то изрядную охапку соломки можно будет подстелить — и собирала про Хрущева любой компромат, какой только удавалось найти. Материала накопилось достаточно на несколько смертных приговоров, и она все это Бауману и предоставила.

Карл Янович все же был «верным сталинцем» и подобных безобразий никому спускать не собирался, а первый секретарь в Москве — это фигура весьма весомая в нынешних политических раскладах. Так что в феврале тридцатого Вера Андреевна «с чувством глубокого удовлетворения» прочитала в «Правде» крошечную заметку о том, что «за руководство вредительской деятельностью» и еще кучу существенных прегрешений «приговор приведен в исполнение»…

А прочитала она эту заметку, посетив в составе делегации комсомольской организации НТК небольшой волжский городок с простым названием Городец. В котором был запущен автомобильный завод под простым названием ГАЗ — на котором уже до конца года намечалось изготовить первые сто тысяч грузовиков…

Завод, купленный у «Хадсона», в своей первой жизни производил чуть больше тридцати тысяч автомобилей в год. Но там он работал в одну (хотя и десятичасовую) смену, а в Городце было решено использовать его в две полных смены. Однако им это все же сотни тысяч автомобилей в год вроде бы дать не могло — но это если завод переносить «as is». Но так как даже намека на мастер-монтаж контракт не предусматривал, все станки просто перевозились на строительную площадку и устанавливались силами уже совершенно советских рабочих. А по пути от причала до завода довольно многие из них заезжали на Лабораторный завод или, чаще, на опытный завод МВТУ, где специально обученные люди проверяли их износ и даже при необходимости производили мелкий ремонт. Но как ремонтировать станок, если неизвестно, как он вообще сделан?

А если — после тщательного осмотра — становится это известно, то в принципе и сам станок можно повторить. Что тоже не очень-то и просто — в особенности когда станкостроительных заводов под руками нет, но возможно — в тех краях, где такие заводы имеются. Часть станков — те, которые в Америке располагались в станкоремонтном цехе — сразу уехали на другой завод, выстроенный рядом с автомобильным, где предполагалось устроить завод уже станкостроительный. А все прочие «недостающие» были заказаны за границей, главным образом в той же Америке. Потому что в Германии станки делали гораздо лучше — но заметно дороже, а у американцев станки были дешевыми. Но гораздо хуже: все же янки изначально считали, что станок больше десяти лет работать не должен, ибо устаревает — и делали их так, что на одиннадцатый год станок можно было просто выбрасывать. Собственно, поэтому из всего станочного парка приобретенного завода лишь процентов пять имели возраст больше пяти лет, а в основном станки были двух- и трехлетние.

К тому же проведенный преподавателями и аспирантами МВТУ детальный анализ описания техпроцессов, предоставленный компанией Хадсона, показал, что больше половины станков на заводе вообще работали на половину возможной загрузки или даже меньше — так что если «дополнить» остальные производства так, чтобы эти станки задействовать «на полную», то объемы производства автомобилей можно прилично увеличить. Правда, при этом потребовался бы еще один «главный конвейер» — но эта часть завода как раз наиболее просто могла быть повторена своими силами. А то, что места под второй конвейер просто не было…

Станки американцы делали недолговечные, а вот сами заводы ставили «на века». Лаврентий Павлович, по должности периодически вынужденный вникать в определенные детали процесса переноса завода, с усмешкой подумал, что «оригинальный» завод Хадсона в Америке строил Альберт Кан, который проектировал и завод в Нижнем Новгороде. Один из лучших (и просто самый «дорогой») промышленный архитектор США, услугами которого, кстати, сам Форд никогда не пользовался…

А в Городце здания завода проектировали несколько московских архитекторов «второй лиги» — и, по мнению Берии, получилось ничуть не хуже, чем у американца, а в чем-то даже и лучше: например, два параллельных корпуса двух сборочный конвейеров мало того, что смотрелись очень гармонично, так еще и обеспечивали поставку всех деталей с остальных производств с гораздо меньшими усилиями. Хотя мнение Лаврентия Павловича нельзя было назвать непредвзятым, центральную проходную завода он сам ведь спроектировал, лично. Как и проходную и главный корпус завода уже станкостроительного.

Деньги «в червонцах» НТК для постройки в Городце зарабатывал главным образом продавая населению различную «полезную мелочевку»: расчески, щетки, столовое «серебро» из нержавейки. Нержавейки при изготовлении криогенных ректификаторов установок газоразделения в обрезках оставалось довольно много, а небольшие электропечи для их переплавки (в аргоне) перестали быть «недоступным чудом»: «сельские электростанции» очень хорошо себя показали и на небольших заводах НТК. Конечно, стальные ложки с вилками несчётных миллионов не приносили, но ведь и курочка по зернышку — а «зернышек» народ напридумывал довольно много, так что с рублями всё было если не прекрасно, то, по крайней мере, терпимо.

А вот с валютой было гораздо сложнее: как получить иностранные деньги, думала не одна только Вера — и периодически какие-то из придуманных вещичек начинали добавлять какую-то валютную копеечку ко все же весьма скудному бюджету Комитета. То есть скудному относительно, ведь только на дополнительные станки для автомобильного завода пришлось потратить больше сорока двух миллионов крон — то есть почти одиннадцать с половиной миллионов долларов. И по этому поводу товарищ Сталин с изрядным ехидством поинтересовался у Лаврентия Павловича: