Михаил Моисеев
Шиши
Вечерело. По лесной, запорошенной снегом дороге медленно хромала лошадка, волоча за собою сани да звякая бубенцами. Я укутался теплее в овчину да прикрыл сундук с нажитым добром - мало ль напасть какая.
Чу! Так и есть: дернулись сани - рогатина поперек дороги. И только ямщик испуганно шепнул: "Лихие люди".
– Люди-то мы, верно, лихие, - сказал придорожный сугроб, обернувшись косой сажени в плечах мужчиной.
– Да не во зпо лихость маша.
– Не по своей, знамо, вопе, - сказал епьник, чудом превратившись в старичка со всклокоченными волосьями и бородой да с оглоблей в руках, - оттуда, где солнце уходит в землю, - старичонка махнул в сторону заката, - лихо пришло, на него лихом и ответ.
– Мы сами, батенька, шиши, - словно из-под земли вырос безусый еще детинушка, огромной своею ручищей воткнул огроменный топорище в сосну и поправил здоровенное, под стать остальным габаритам, распятие на груди, - вы, дядечка, не пужайтесь да и не серчайте на нас. Езжайте с миром своею дорогою: не чиним мы вреда честным русичам, но токмо чухони да шляхте, тевтонам да... (282-я статья!).
– Что, и добро не отымите?
– трясло меня не то от холода, не то от страха, но скорее потому, что душа находилась где-то в обпасти пяток.
– Нет, - отвечали шиши, - Богородица не велит.
Рогатину сдернули с дороги, понуро захромала лошадь, монотонно забрякапи бубенцы. Снова умотался я, счастливо обняв сундук. Только не случилось успокоения, тревожно ворошилось в сердце странное чувство незавершенности и незаконченнос ти. То ли я делаю? Туда ли путь держу?
– С запада, - стоял пред глазами образ старичка с оглоблей, - с запада, который каждый вечер крадет наше солнце, с запада лихо пришло. На лихо лихом и ответ.
– Стой!
– заорал я вознице.
– Поворачивай!
x x x
Смутное время пришло тогда на Русь, и хоронились мы тогда в лесах. Неведомо было нам бравое иноземное слово "партизаны", звали мы себя просто - шиши.
В непролазной чащобе стоит землянка. Там отгороженная от сумрачного внешнего мира шишова вольница. Там, сгорбившись пред иконой, шиш вымаливает грехи мира. А иной раз выйдет на просеку, как завидит какую-либо общечеловеческую ценность, насадит ее на вилы, тащит в чащу да мучит. Не гоже Русь Святую поганить.
x x x
– Братья шиши!
– вскричал я.
– Вот вам моя овчина, вот вам меды, вот каравай. Вот и это вам, - пихнул я ногой сундук.
– Вот и сам я весь ваш. Пишите меня в свою артель.
– Грешно без надобности бумагу марать, - изрек всклокоченный старичонка, возложив руку мне на плечо.
– На тебе кистень - ты ныне шиш, брат.
Примечание: шишами называпи участников народной воины
против польских оккупантов в период Смутного времени.