***

Севастьяновой выделили стол в полицейском участке, чтобы ей не приходилось мотаться из Анадыря на другой берег лимана и обратно. Катерина остановилась в старой родительской квартире. Ее отец умер несколько лет назад, мать переехала в Анадырь, а продать квартиру так и не смогла. Катерине было неуютно находиться в комнатах, в которые годами никто не заходил, поэтому она старалась больше времени проводить в своем временном кабинете, который делила с Владимиром.

Размышляя о деле, Севастьянова наблюдала, как «полицейские» кошки умываются. Одна, поменьше, позволяла другой, что постарше, вылизать себя. Днем они или где-то гуляли, или сидели по разным углам участка, а сейчас, вечером, перевоплотились в идеальную семью, в которой нежно заботятся друг о друге.

Как и предположил Владимир, а потом подтвердил судмедэксперт, девушка была задушена. В легких Тиныл не было воды, в море ее бросили уже после убийства. Хотели либо сымитировать утопление, либо избавиться от трупа.

Катерина уже третий день размышляла над двумя версиями.

По первой версии девушку убил отец, зовут его Лелетке, в колонии называли Леня. Отзывались хорошо: порядок не нарушал, от работы не отлынивал. Он освободился за день до убийства девушки.

По информации из колонии, он собирался вернуться на родину, к дочери, и действительно приехал в Ватайваам – в доме нашли отпечатки его пальцев. В комнатах царил беспорядок, и Севастьянова предположила: Тиныл могла чем-то разозлить отца, тот взбесился, начал крушить все вокруг и – нечаянно или специально – убил дочь.

Тюрьма меняет людей, да и отец с дочерью фактически были чужими друг для друга людьми. Вместо объятий, поцелуев, разговоров по душам были только звонки и письма. Мать Тиныл забеременела на одном из длительных свиданий, когда Лелетке уже сидел года три. Брать с собой на свидания детей было нельзя, поэтому жена приезжала одна. Лишь однажды они приехали с Тиныл вместе, когда той исполнилось 18.

Два момента не вписывались в общую картину. Отпечатки Лелетке были найдены не везде, а только на ручках двери, на стуле, на сумочке Тиныл и все… Как будто мужчина зашел в дом, сел на стул, что-то поискал в сумочке, затем произошла ссора, убийство, после чего он надел перчатки и начал переворачивать вещи в шкафах. Почему не стер отпечатки с ручек двери и сумочки? Зачем вообще надевал перчатки, если уже наследил в доме?

И еще мотив… Точнее, его отсутствие. Отец ждал встречи с дочерью. Они переписывались, созванивались на протяжении всех этих лет. Видимо, тепло относились друг к другу. Что могло пойти не так? В чем причина их ссоры?

По второй версии, которую предложил Владимир, девушку убил возлюбленный.

Год назад в этом же селе нашли мертвой Дину. Следовательница пока не погружалась в подробности того случая, потому что не было оснований считать ту смерть убийством, но вдруг есть что-то общее между этими трагедиями?

Севастьянова понимала: чтобы расставить по своим местам улики и догадки, нужно найти отца Тиныл, который на днях вышел из тюрьмы и которого мельком видели в поселке. Катерина поторапливала судмедэксперта, чтобы поскорее завершить все процедуры и забрать тело для погребения. Помогут ли похороны вывести на след Лелетке?

«Подумаю об этом завтра», – в голове Севастьяновой пронесся девиз Скарлетт О'Хара, героини фильма «Унесенные ветры», который показывали по телевизору накануне.

Краем глаза Катерина увидела, как кошка покрупнее взбрыкнула и ушла спать в другой угол. Даже в идеальной с виду семье случаются ссоры на ровном месте.

***

Сначала он увидел седого Атч-ытагына, затем гроб. Он надеялся, что его дочь одели в белое платье, но как он ни старался, не мог разглядеть покойницу из своего укрытия. Гроб сопровождала маленькая похоронная процессия, состоящая из Атч-ытагына, двух жительниц Ватайваама и гробовщиков. «Значит, поняли, что не сама себя убила», – подумал Лелетке и словно в подтверждение этой мысли кивнул сам себе. Если бы Тиныл признали самоубийцей, ее похоронили бы без почестей.

Севастьянову вместе с Владимиром он тоже заметил – успел проследить за поворотом головы старейшины, когда тот подходил к воротам кладбища. Опера сидели в кабине дряхлого грузовика и пытались высмотреть Лелетке. Грузовик – весь ржавый и без колес – стоял у входа на кладбище и служил напоминанием, что все в жизни приходит в забвение.

– Не думаю, что это отец, – сказала Катерина, глядя в бинокль.

– Зачем тогда мы здесь сидим? – Владимир повернулся к коллеге.

– Не отвлекайся, ладно? Отработать эту версию нужно. Лелетке и правда не похож на отъявленного мерзавца. Из колонии прислали характеристику: вел он себя хорошо, с дочерью созванивался, ждал с ней встречи… Еще и этот узор кровью. Если убил, зачем проводил ритуал для защиты от злых духов?