Шрифт:
– Давай, выпьем сынок, – сказал Звягинцев и взял стакан с налитой в нём водкой.
Гриша поднёс свой стакан с «горькой» к своим глазам, повертел, играясь гранями стекла на свету лампы керосиновой и произнеся дерзко: – Двум смертям не бывать, а одной не миновать, – чокнулся стаканом о стакан Звягинцева и махом одним выпил содержимое, зачерпнул ложкой салат и захрустел молодыми зубами садовую радость.
Звягинцев, улыбнулся, спросил:
– Так всё же ты это к чему сказал так решительно?
Гриша прикурил папиросу и ответил спокойным тоном:
– Ну, что мне колхоз зря, что ли пальто купил? Поеду к брату, пусть увидит, что мы не в лаптях ходи.
– Молодец, – ответил Звягинцев и маханул залпом стакан водки.
1952 год. Лето 25 Августа.
Гриша Медведев катил в кузове грузовика по окрестностям Ташкента. Палящий зной обжигал кожу на теле. Волосы Гриши под кепкой намокли от испарины, и тоненькие струйки пота стекали по вискам, по носу и по щекам. Гриша ехал в кузове грузовика, сидя на своём чемодане, приспособился на передке кузова в углу, раскинув руки, держался за борта грузовика. Грузовик был завален, каким-то хламом прикрытым брезентом. Несмотря на то, что грузовик ехал ветер прохладнее не становился, а только ещё жарче, обдавал кожу так, что Гришу немного подташнивало. Солнце, в прозрачной синеве неба, напомнило ему яичницу на сковородке. Гриша усмехнулся, сплюнул пыль с губ.
Так хотелось снять пиджак, но Гриша перевёл желание своё, подумав, что вдруг он случайно встретится с братом сразу, когда остановится грузовик и будет выглядеть не презентабельно, поэтому терпеливо ехал в пиджаке, мотаясь телом из стороны в сторону от движения машины по неровной дороге. Дорога пошла по горной местности. Гриша встал, сжал зубы, расставил широко ноги, смотрел на однообразный пейзаж за бортом грузовика, говорил сам себе вслух:
– Горы, конечно, красиво смотрятся, но только по мне лес с ёлками куда приятней, чем булыжники. Захлебнёшься пыль глотать.
Гриша, вдруг рассмеялся от пришедшей в голову мысли, что он пальто новое, для важности не одел, а в чемодан положил. Он устал отплёвываться от пыли, развернулся к кабине спиной. В кабине с водителем ехали две женщины узбечки. Гриша слышал, как они задорно смеялись и переговаривались на своём языке с водителем.
Впереди показался городок. Издалека казалось, что в каменной чаше, лежит зелёный куст с маленькими беленькими цветочками.
Машина въехала на городскую дорогу, отличавшуюся от горной дороги отсутствием камней. Гремя коробкой передачи, грузовик, газуя, остановилась около чайханы.
Гриша перелез через борт грузовика, спрыгнул на землю, подошёл к водителю Володе.
– Вот и прибыли, а ты волновался, – успокоил Гришу водитель, – зайди вон в чайхану там спросишь, про адрес свой и тебе всё популярно расскажут. Люди здесь местные отзывчивые. Мне пора, я дальше на шахты еду. Ну, бывай.
Володя протянул Грише руку для пожатия. Тот в свою очередь дружественно пожал руку водителя, проговорив:
– Спасибо тебе, что довёз. Удачи тебе дорогой, может, свидимся ещё.
Машина, прохрипев передачей, медленно тронулась и поехала по направлению в центр города, оставляя за собой поднявшуюся пылью беспризорность дороги. Гриша огляделся по сторонам, взял чемодан, стоявший на земле, поправил свою кепку на голове, направился к чайхане.
1952 год. Лето 25 Августа.
Григорий зашёл в чайхану, сел за стол под навес, вытянув одеревенелые ноги под столом. На пиджаке лежал слой пыли. Гриша покосился на своё плечо и дунул. Пыль с плеча даже не стронулась. Он встал, снял пиджак и стал вытряхивать из него пыль, потом положил его аккуратно рядом с собой на скамью.
К столу подошёл мальчик, одетый в белую широкую рубашку. Поверх рубахи на выпуск была одета безрукавка. Штаны были из хлопка, на голове тюбетейка. Мальчик поклонился с уважением Грише и спросил на русском языке:
– Чаю хотите?
– Хочу дорогой, только по холоднее чаю, – ответил Гриша, повеселевший от радости напиться.
Мальчик улыбнулся красивой детской улыбкой, с любопытством разглядывая незнакомца, и посоветовал:
– Надо пить чай горячим и после него сразу жажда пропадёт, прохладнее становиться внутри тела.
Гриша говорил с подковыркой, с присущей ему весёлостью:
– Не может быть!
Мальчик, не поняв иронии, приняв удивление Гриши за чистую монету, с видом знатока произнёс:
– Как не может быть? Очень даже и может быть. Чай горячий, горячее воздуха. Когда попьёшь, то после него, кажется, что и жары нет даже.
Григорий улыбнулся:
– Неси свой чай, давай испытаем.
***
Гриша сидел за столом, смотрел на горы и вспоминал своё село. Звягинцев по-отцовски пытал его, почему ему отказали в приёме в партию, но Гриша не стал ему говорить правду, сказал, что пока отложили решение.