Шрифт:
Но это вовсе не так. А от того так противно становится.
— Д-домой, — выдавливаю я в ответ, но слова режут горло, когда я осознаю, что дома у меня больше нет. Есть только его дом. А туда я больше ни ногой. — К м-маме.
— В таком виде?
— Это больше не твое дело, — захлебываюсь от слез.
— Мое, — отрезает он. — И это никогда не поменяется. Ни к какой маме ты не поедешь. Отвезу тебя домой. Успокоишься и поговорим.
— Нет.
— Это не обсуждается, Лесь. Садись в машину, еще не хватало, чтобы соседи тебя разгуливающую по двору голиком увидели.
— Ха, значит мне нельзя, да? — взрывает меня вдруг. — То есть тебе можно баб в дом матери водить, а мне тут и голышом пройтись нельзя?!
Он резко подается ко мне и вцепляется пальцами в шею:
— Да, нельзя, Олеся! Ты — моя жена! И моя жена не будет меня позорить, так что сядь в машину, пока я силком тебя туда не запихнул.
Мне страшно. Я не знаю такого Рому. Да, он бывает холоден, но никогда не жесток ко мне. А сейчас…
— Тогда почему тебе можно? — выдавливаю я, превозмогая страх. — Почему ты меня опозорил? Предал? Уничтожил, Ром…
— Не драматизируй, — отмахивается, как от мухи назойливой. — У каждого мужика есть женщина для души.
— И обычно такая женщина называется жена! — воплю я сквозь слезы, и бью его кулаками по груди.
— Нет, наивная ты малышка, — он зло встряхивает меня за плечи. — Обычно таких женщин называют любовницами. От слова «любовь», знаешь такое? — как пощечина отрезвляющая.
Я даже слезами давлюсь и от шока плакать перестаю:
— Зн-начит-т… — меня колотит то ли от холода, то ли от нервотрепки, но так сильно, что зуб на зуб не попадает, — она любовь? — киваю в сторону дома. — А я?..
— Лесь, давай дома поговорим.
— А я??? — требую я немедленного ответа.
Он как-то устало выдыхает, и трет пальцами переносицу:
— Мы оба знаем, что если бы не моя мать, отчаянно желающая внуков, то этого брака не было бы, — бьет меня жестокими словами и холодным взглядом. — Она тебя выбрала. Молодую, красивую, здоровую. Не я. Ты же пойми, я взрослый мужик со своими запросами и хотелками. А ты — куколка. Я к тебе даже прикоснуться лишний раз боюсь.
— Вот как? — чувствую как у меня вся кровь от лица отхлынула. — Ты поэтому со мной спишь как по расписанию? — вдруг доходит до меня. — Чтобы завет матери выполнить, но и себе не в урон, чтобы лишний раз не прикасаться к той, что противна?!
— Не противна ты мне, идиотка! — он грубо дергает меня за локоть прижимая к себе. — Я сам себе противен рядом с тобой! Ты себя видела вообще? Девочка-малышка, вся такая правильная — идеальная по вкусу моей матери! И я — медведь стокилограммовый. Да я просто боюсь тебя убить ненароком.
— Убил, — смаргиваю с глаз слезы вместе с каплями дождя.
— Давай без драмы!
— Давай, Ром! Значит ты считаешь, что тебя оправдает тот факт, что ты имел какую-то шваль, потому что боялся навредить мне?
— Она не шваль! — шипит он мне в лицо.
И я осекаюсь, замечая в его реакции нечто такое, что ранит еще сильнее чем физическая измена мужа.
— Точно. Друг детства же, — шепчу в ужасе. — Она — твой друг. И говоря о любви… ты вовсе не утрировал…
Это просто кошмарный сон какой-то…
Глава 3
— И как давно… — безжизненно выдавливаю я, — ты с ней… с-спишь?
Сама не знаю зачем мне эта информация. Ясно ведь, что не о чем разговаривать. Дальше только больнее!
— Всего раз, — рявкает он в ответ. — Это было один раз всего лишь! Так что успокойся уже! Я ее почти двадцать лет не видел, вот и сорвался!
— Ох, вот оно что… сорвался…
Страшно представить какое бешенное желание за этим стояло, раз он использует такие слова.
«Всего лишь раз» — и вовсе звучит как сожаление.
— Ты не отчаивайся, Ромчик, — выдавливаю болезненную улыбку, заглядывая ему в глаза. — Теперь еще ни раз получится. Можешь продолжать иметь своего «друга детства». А я уйду и не стану вам мешать… — дергаюсь в сторону ворот, но Рома не отпускает.
— Никуда ты не уйдешь. Пока я не разрешу.
— Так разреши! — я вою глядя ему в глаза. Настолько растоптанной и униженной я себя еще никогда в жизни не чувствовала. — Зачем я тебе, Ром?! У тебя первая любовь в спальне! Она тебе и женой станет, и детей родит, разве ты не этого хочешь?! А я больше видеть тебя не хочу!!! — рыдаю навзрыд.
Его холодные глаза мечутся по моему лицу. А я как дурочка жду пощады. Жду, что он великодушно позволит мне уйти…
— Ты — моя жена. И то, что ты сегодня увидела никаким образом этого не изменит, Лесь. Садись в машину, ты уже вся промокла, — он подталкивает меня к своему черному внедорожнику.