Шрифт:
От папаши в самом деле было толку – чуть! Он только пьянствовал, да шатался с гармошкой по свадьбам, дням рождениям и прочим торжественным оказиям. Пел и пил, пил и пел…
Тогда я решилась на шантаж.
– Пойду замуж за Калача, зовет, – сказала я маме после очередной ссоры.
– За бандюгана этого?! – ужаснулась мать.
– Так у него деньги есть, – беспечно чирикнула я.
Мама побледнела, покраснела, а потом каким-то непривычным для меня тоном, решительным и вместе с тем жалким, сказала:
– Ну, Корделия! Всё, Корделия! Собирай вещи, идем.
И привела меня к Наташе. Что Натка – моего папаши дочка, было известно всем. Мама всегда игнорировала Наталью, задирала перед ней нос и никогда не говорила ей «здрасте». А тут, прямиком – в квартиру, с улыбочкой, без стеснения:
– Вот Наташенька, – сказала сладко. – Забирай с собой в город, – и ткнула меня в бок, чтобы я убрала с физиономии маску Буратино – тупую и дубовую.
– С какой радости? – поинтересовалась Наталья Петровна хмуро.
Её наш визит огорошил.
– Так, сестренка твоя, – нагличала напропалую мама. – Родная кровь – не водица.
У меня от такого оборота событий пропал дар речи. Моя мама всю жизнь была тихая, неприметная, пришибленная домашними заботами и алкоголиком-супругом. А тут такой демарш! Улыбалась мама ядовито и торжествующе, эта улыбочка была предназначена мне. Мама не сомневалась, что сейчас нас выпрут, и она сможет с чистой совестью утверждать, что сделала все возможное, чтобы осуществить мою мечту.
Я решила быстро не сдаваться, тоже улыбалась, лупатила зенки, изображая из себя олененка Бэмби – чистого и невинного. Даже ноги чуть косолапила, для создания образа невинного ребенка. Не зря старалась! Натка окинула меня долгим взглядом и спросила:
– Тебя что ль Калач сватает?
Я мотнула головой, а мама очень удачно засокрушалась с подвывом:
– Проходу не дает девочке нашей… Пропадет здесь с бандюганом энтим…
Никакого Калача я не боялась, поэтому, выпадая из образа невинной овечки, буркнула:
– Хрен ему, козлу двурогому. Что он со мной сделает? Прибьёт если…
Наташенька вздохнула и махнула рукой:
– Поедем.
Так я оказалась в С. Поступила в политех на вечернее отделение, а по утрам помогала Натахе считать грязные простыни и мыть полы в длинном гулком коридоре общежития. Потом я встретилась с Митровичем. Вышла замуж, бросила институт… и сижу сейчас, как пушкинская старуха у разбитого корыта…
Глава 8
Определившись с жильем, я махнула к Сарычеву, изображать из себя дурочку. В рекламном агентстве Герки не было. Сказали, что поехал на студию.
Студия под названием «Горизонты», в общем-то, принадлежала Митровичу. Там он ваял молодые таланты, записывал клипы и позволял Герасиму лепить свои рекламные ролики. Студия была маленькая и неказистая, поэтому пользовался ей Стефан довольно редко, имея в активе другие мощности. В «Горизонтах» я практически не бывала, пару раз заезжала и то на несколько минут. Сейчас помещение показалось мне совсем убогим. На данный момент делами в студии заправлял Герард, что само по себе было дурным признаком. Значит, дела у супруга совсем швах, раз передал полномочия другу (уж очень он не любил делиться своей значимостью).
– Ты что тут обосновался? – спросила я у него хмуро.
Он посмотрел на мое серое лицо, усмехнулся:
– Ни чо не помнишь, лапочка?
– Весьма смутно, – нехотя подтвердила я. – Стефан взбеленился, выгнал меня… без вещей.
– Имеет право, – хихикнул Герка. – Так вляпался!
– Я-то причем? – бубнила я. – Даже не знаю из-за чего сыр-бор.
– Попросили Стефана чемоданчик подержать у себя пару дней, – начал просвещать меня Герасим. – Доверили, так сказать, большие деньги.
– И он взял? – удивилась я искренне, зная, что в таких вопросах супруг всегда до предела осторожен.
– Не мог отказать. Шаврин просил.
Да, Шаврину Митрович отказать не мог. На заре бизнеса Климент Павлович помогал Стефану деньгами, не сильно много требуя взамен. Поэтому неудивительно, что осмотрительностью супругу пришлось пренебречь.
– Бац! А денег в сейфе нет! – продолжал вещать Герасим. – А ведь никто про них не знал… И ты тоже, да?
Я затрясла головой очень энергично, а сама покрылась холодным потом от ужаса. Что ж я натворила? Стефан, конечно, сволочь, но и он не заслуживает такого приключения. Климент – мужик суровый, не простит.