От его слов уходит боль. И сердце снова стучит. Я нужна моему льву, а большего мне не нужно…

…Свекровь первой замечает перемену. Она ничего не говорит, но улыбается так, что порой мне становится не по себе. Приходят мысли о второй жене. Я знаю, что должна смириться, должна быть покорной и принимать желания мужа с улыбкой, но не могу. Мне невыносимо представить, что в доме появится еще одна женщина, что она разделит постель с аттабеем и, возможно, станет также любима им, как и я. Говорить с мужем о его планах я не смею. Женщина может только слушать. К тому же дар за рождение сына уже получен, нет возможности требовать что-то, как и дать взамен…

— Я слышала, что мать аттабея, — Надира продолжает приносить сплетни, — когда выходила замуж за его отца, потребовала включить в брачный контракт требование, что ее супруг не возьмет второй жены. Что она будет у него единственной. И отец аттабея согласился. Говорят, он очень любил ее.

— Она была дочерью шейха, — я играю с сыном, который меняется как барханы в пустыне. — Тем более старшей и любимой. Она принесла семье мужа почет и огромное приданное.

Служанка вздыхает:

— Если бы вам родить еще одного мальчика…

Я вздыхаю следом. Прошел почти год после рождения Рашида, и муж после примирения звал меня каждую ночь, но крови продолжали приходить каждый месяц. Новая беременность могла убить меня, но могла и упрочить мое положение. Не говоря уже о том, что у мужа мог появиться еще один наследник.

— Странно, что госпожа аль-Назир родила лишь одного сына.

Надира оглядывается по сторонам и садится ближе, шепчет в самое ухо:

— Я слышала от старух, что она посылала свою личную служанку на базар в одну лавку, где продают травы, которые не дают зачать.

— Не может быть…

— Правда-правда, они говорят, она так пеклась о своей фигуре, что не хотела еще раз рожать.

Сложно представить подобное, но и не верить не получается…

…Время идет. Наступает день, когда мой супруг неожиданно уезжает, как и в прошлый раз после появления гонца. Он не говорит, куда и зачем, прощается в спешке, и сердце сжимает тревога. Зачем и куда он уехал? Почему? И торжествующий взгляд свекрови кажется красноречивее слов…

…День тянется за днем. Проходит неделя. Еще одна. Целый месяц тишины. Ни единой весточки от мужа. Тревога разъедает сердце. А госпожа аль-Назир улыбается все шире и искреннее. Иногда она отпускает замечания, которые жалят сильнее полуденного солнца. И мне не хватает сил ей ответить. Я стараюсь играть с сыном и рядом с ним ненадолго забываю о тяжелых мыслях, но затем наступает ночь, и все тревоги возвращаются.

Как мне жить в доме, где появится еще одна хозяйка? Как видеть ее и улыбаться ей каждый день? Как делить с ней внимание мужа? И почему меня так ранит то, что у других не вызывает сомнений? Почему я не могу быть как другие женщины? Проклята ли я? Или меня поразил тот же недуг, что терзал моя мать?..

…Аттабей возвращается также неожиданно, как и уехал.

— Вернулся! Вернулся! — Надира вбегает в комнату и бросается к сундуку с нарядами. — Вам надо переодеться и поскорее! Господин вернулся!

Сердце падает куда-то вниз, а руки вдруг начинают дрожать. Радость и страх раздирают меня на части. Он жив! Он вернулся! Но если так долго отсутствовал потому, что искал невесту?

Служанка помогает одеться, но мысли мои далеко. В общую комнату мы входим одновременно со свекровью. Она окидывает меня тяжелым взглядом и улыбается так, что кровь стынет в жилах.

— Готова услышать последние новости?

Ответить я не успеваю. Дверь распахивается, и появляется супруг.

— Карим, как я рада тебя видеть! — госпожа аль-Назир распахивает объятия и устремляется ему навстречу, а я жду, боясь пошевелиться. Страх заполняет все мои мысли. Сейчас все решится…

— Мама, — он отходит в сторону и коротко смотрит на меня, будто не замечает, будто я лишь часть стены, — я привез хорошие вести.

Отступаю назад, я не хочу слышать, что скажет аттабей. Не хочу знать, кого он приведет в наш дом. Ногой задеваю ароматический кувшин, удерживаю, чтобы он не упал.

— Скоро к нам приедет…

Кувшин разбивается о стену с глухим звуком. И драгоценное розовое масло растекается по толстому ковру. Испуганно вскрикивает свекровь, оборачивается муж. Теперь он смотрит на меня. И видит меня.

— Я не стану делить свой дом со второй женой!

Я убегаю, не дожидаясь ответа. Возвращаюсь к себе и запираю дверь. А потом опускаюсь на ковер и закрываю лицо руками. Что я наделала? Как я посмела повысить голос на супруга? Как смогла поднять тяжелый кувшин и бросить в него? Я — ужасная жена, и Небеса покарают меня за такое поведение…

…Масляное пятно расплывалось по ковру. В комнате царила тишина, от которой у Зейнаб аль-Назир замерло сердце. А когда сын развернулся и посмотрел на нее черными глазами, в которых не осталось ни капли радости, замерло и дыхание. И все слова, что рвались с языка на счет нерадивой невестки. Кровь и та, кажется, застыла.