Дом торговца встречает гостей суетой. Мечутся слуги, спешат исполнить указания хозяина. Готовится свадьба старшей дочери. Почтенный Мустафа уже не молод, спешит, хочет передать дело старшему сыну и пристроить других детей. Кто позаботиться о них, когда его не станет? А в груди все чаще колет, и дышать становится все сложнее. Скоро-скоро подойдет его срок. Но не страшно торговцу предстать перед Вратами Благословенных Небес. Чиста его совесть. Он чтил и соблюдал заветы, заботился о женах, воспитал сыновей. Лишь дочери сейчас занимали его мысли.

Визит жениха для младшей вызвал у торговца глухое раздражение. Все условия уже обговорены, устный договор заключен. О чем вести беседы? Тем более что он просил уважаемого аль-Хатума не беспокоить его понапрасну. Но и отказать близкому другу аттабея нельзя.

К гостям хозяин дома вышел в не самом лучшем настроении, и удивился, увидев, что вместе с женихом прибыл и сам правитель.

— Великие Небеса! — почтенный Мустафа всплеснул руками, пеняя на нерадивость слуг, не предупредивших о высоком госте. — Я и не знал, кто пожаловал в мой скромный дом! Предложили ли вам воды с дороги, мой господин? Что привело вас ко мне в такой час?

От волнения хозяин дома совсем забыл законы гостеприимства, запрещающие расспрашивать гостя до того, как тот утолит голод и жажду. Ни разу за всю жизнь не приходилось ему видеть правителя Аль-Хруса так близко. А он лишь улыбнулся, сверкнул черными глазами. Шагнул ближе и заговорил:

— Прости, что отвлекаем тебя от забот, почтенный Мустафа. Дом твой гостеприимен, а слуги внимательны, хоть мы и пришли в полуденный час. Видишь ли, мой друг рассказал мне о невесте, которую нашел в твоем доме. И мне стало любопытно. Позволишь ли ты мне взглянуть на свою младшую дочь, чтобы выбрать подходящий подарок, который я преподнесу на свадьбу?

Много сделок заключил в своей жизни старый торговец. Много повидал людей. Но сейчас замер как мышь перед удавом, не смея ни возразить, ни согласиться. Кто откажет в просьбе правителю? И кто посмеет показать дочь незнакомцу?

Шагнул ближе аль-Хатум, встал с другой стороны от хозяина дома.

— В просьбе моего друга нет ничего неприличного, твоей дочери не обязательно видеть его или знать, что аттабей приходил. Правитель Аль-Хруса лишь желает мне счастья.

— Конечно… — растерян торговец, не знает, что сказать. — Она сейчас на женской половине, я велю ее позвать.

— Не нужно… Мы и сами можем дойти.

И прежде чем почтенный Мустафа успевает возразить, аль-Нариз устремляется в дальнюю половину дома, что обычно закрыта для гостей. Но кто посмеет возразить аттабею?

Идет он впереди, и шаг его широк и быстр. Пытается обогнать его хозяин дома и не может. Хочет возразить, но дыхание поперек горла становится. Сердце сбоит. Останавливается Мустафа, прислоняется к стене и пытается отдышаться. Остается рядом и Шариф, зовет слуг, чтобы принесли воды хозяину. А аттабей уже распахивает двери на женскую половину…

…И взгляду его открывается комната. Светлая. Просторная. Укрытая мягкими коврами. Усыпанная подушками из гладкого шелка. Со стенами, покрытыми тончайшей росписью. Любит своих жен торговец. Заботится. Но в комнате лишь одна женщина.

Она вздрагивает, когда резко отрывается дверь. Вскидывает голову. И все, что видит хранитель Аль-Хруса — огромные распахнутые глаза цвета пустыни. В них растерянность. Удивление. А еще отражается он сам. Высокий, в белых одеждах. С решительным, суровым лицом.

Женщина медленно поднимается с пола. Даже не женщина. Девочка. Сколько ей? Тринадцать? Четырнадцать? Не больше пятнадцати. Она тонка, и даже свободная домашняя рубаха не скрывает хрупкости. Лицо ее открыто. Дома женщины его не прячут. Но Карим видит лишь глаза. Зажмуривается, словно ослепленный солнцем, разворачивается и уходит, так и не сказав ни слова…

…Из дома торговца тканями аттабей выходит задумчив и молчалив. Шариф и Мустафа пытаются поспеть за ним, но догоняют лишь на улице, где уже ждут жеребцы.

— Понравилась тебе моя невеста, Карим?

Замирает правитель Аль-Хруса, сжимает узду.

— Свадьбы не будет, — звенит голос Пустынного Льва, слышен в нем отдаленный рык.

— Что значит, не будет? — удивляется аль-Хатум, и улыбка сползает с его лица.

— Как… не будет… — шепчет торговец, прижимая руки к груди.

Взлетает в седло аль-Назир, оборачивается.

— Своей властью я запрещаю тебе, Шариф аль-Хатум, брать в жены эту девушку.

— Но почему?.. — подбегает ближе несостоявшийся жених, хватается за стремя. — Ты не можешь…