Шрифт:
— Сворачивайся, шустряк, — проворчала она, нетерпеливо барабаня пальцами по столу.
В отличие от Чарли Каннингэма, Рейни не планировала становиться копом. Первой ее мыслью по окончании бейкерсвильской средней школы было убраться куда подальше из этой молочной страны. За спиной у нее были восемнадцать лет постоянно нараставшей клаустрофобии и никаких родственников, которые держали бы ее здесь. Ей позарез была нужна свобода. И никаких призраков — так она думала.
Рейни села в первый же автобус до Портленда, где записалась в местный университет и стала изучать психологию. Ей нравилось учиться. Нравился молодой город с его кулинарными школами, художественными институтами и «альтернативными стилями жизни». У нее случился головокружительный роман с тридцатичетырехлетним помощником окружного прокурора, разъезжавшим на «Порше».
Ночь… Ты берешь в руки руль могучей машины и опускаешь стекла. Вжимаешь в пол педаль газа и мчишься, срезая острые углы на Скайлайн-бульвар. Ветер в волосах… Ты взбираешься все выше и выше, давишь все сильнее, сильнее, сильнее. Ты ищешь… чего-то.
Они вылетали на самый верх, и перед ними открывался весь раскинувшийся звездным одеялом город. Они сбрасывали одежды и трахались по-сумасшедшему между сиденьями и рычагами.
Потом Хоуи отвозил ее домой, и она в одиночку открывала блок пива, хотя и знала получше многих, чем это кончается…
На поясе затрещала, оживая, рация. Наконец-то хоть что-то, с облегчением подумала Рейни.
— Один-пять, один-пять. Вызываю один-пять.
— Один-пять слушает, — ответила Рейни, уже выскальзывая из кабинки. — Что у вас?
— Сообщение о происшествии в восьмилетней школе. Подождите… секунду…
Она нахмурилась. На заднем плане слышался какой-то шум — то ли диспетчер подняла рацию слишком высоко, то ли трубка лежала рядом с приемником. До Рейни доносился треск статических разрядов и крики. Потом четыре четких и ясных хлопка. Выстрелы…
Какого еще черта?
Она шагнула к Чаки, развернула его к себе и снова услышала диспетчера. Впервые за восемь лет в голосе Линды Эймс не слышалось привычного самообладания.
— Всем нарядам, всем нарядам. Сообщение о стрельбе в бейкерсвильской восьмилетней школе. Говорят там… кровь… кровь в коридоре. Вызываю шесть-ноль… шесть-ноль… Уолт, присылай «Скорую»! Оставляю для связи третий канал. Похоже, стреляют в школе… Господи, у нас стрельба в школе!
Рейни уже вытащила Чаки из закусочной. Вид у него был бледный и растерянный. Она ждала от себя каких-то эмоций, но так ничего и не почувствовала. Только в ушах звенело. Не обращая внимания на эту мелочь, Рейни втиснулась в старенький полицейский седан, пристегнулась и привычно включила сирену.
— Ничего не понимаю, — бормотал Чаки. — Какая стрельба в школе? У нас в школе не стреляют.
— Держи радио на третьем канале. Это выделенный канал, и вся информация будет поступать по нему. — Рейни переключила передачу и выехала со стоянки.
Они находились на Мейн-стрит, в пятнадцати минутах от бейкерсвильской восьмилетней школы, Рейни знала, что за четверть часа случиться может много чего.
— Такого не может быть, чтобы у нас в школе стреляли, — гнул свое Чаки. — Черт, да у нас и банд никаких нет. И наркотиков. И убийств, если уж на то пошло. Должно быть, диспетчер что-то напутала.
— Да, — спокойно сказала Рейни, хотя звон в ушах становился все громче. В последний раз она слышала этот звон много лет назад. Когда, еще маленькой девочкой, вернулась из школы домой и, едва ступив за порог, поняла — вот по этому упреждающему звону в ушах, — что мать напилась и что все будет плохо.
Теперь ты коп. И ты — главная.
Ей вдруг отчаянно захотелось пива.
Радио снова затрещало. Рейни только что проскочила первый светофор на Мейн-стрит, когда до нее донесся голос шерифа Шепа О'Грейди.
— Один-пять, один-пять, вы где сейчас?
— В двенадцати минутах от школы, — доложила Рейни, объезжая остановившуюся во втором ряду машину и с трудом уходя от встречной.
— Один-пять, перейдите на четвертый канал.
Рейни бросила взгляд на Чаки — напарник переключился на частный канал. Голос Шепа тут же вернулся, но спокойствия в нем как не бывало.
— Рейни, тебе нужно добраться туда как можно быстрее.
— Мы были в закусочной «У Марты». Гоню как могу. Ты где?
— Мне еще шесть минут. Слишком далеко. Линда уже оповестила остальных, но им еще нужно забежать домой за бронежилетами и оружием. Парни из полиции округа будут минут через двадцать, а из штата — через тридцать-сорок. Если случай действительно тяжелый… — Он не договорил, потом вдруг добавил: — Рейни, ты будешь главная.
— Я не могу. У меня и опыта-то никакого нет. — Рейни взглянула на Чаки — тот тоже выглядел озадаченным. В любом деле главный всегда шериф. Такова процедура.
— Опыта у тебя больше, чем у кого-либо еще, — сказал Шеп.
— Моя мать не в счет.
— Послушай, я не в курсе, что именно происходит в школе, но если там действительно стреляют… Рейни, в школе мои ребята. Я не могу не думать о детях.
Рейни промолчала. Проработав с Шепом восемь лет, она знала двух его детей так же хорошо, как другие знают любимых племянников и племянниц. Восьмилетняя Бекки была страстной лошадницей. Тринадцатилетний Дэнни частенько проводил свободное время в полицейском участке. Однажды Рейни дала мальчику пластмассовую звезду шерифа. Он носил ее почти полгода, а когда Рейни приходила на обед, всегда требовал, чтобы ему разрешили сидеть рядом с ней. Отличные ребята. И теперь они в школьном здании вместе с двумястами пятьюдесятью другими отличными ребятами. Старше четырнадцати там никого нет.