Конечно же, сжег. Хоть память и шутит с ним шутки, это не оправдывает глупости. Тут отец всегда был непреклонен. Миром правят тупые остолопы, думающие не головой, а задницей. Его сыновья должны быть не такими. «Будьте сильными, смелыми, принимайте наказание по-мужски».

Мужчина завершил осмотр. Подумал снова об огне, о жарких языках пламени, но было еще рано, и он оставил эту мысль, отправил ее в пустоту, хотя знал, что она там не останется. Дорожная сумка и чемоданчик здесь. Припасы в фургоне. Номер уже протерт водой с нашатырным спиртом. Отпечатков пальцев не осталось.

Отлично.

Осталось взять одну вещь, стоящую в углу комнаты, на этом отвратительном искусственном ковре. Маленький прямоугольный аквариум, завернутый в его собственную пожелтевшую простыню.

Мужчина накинул на плечо ремень дорожной сумки и ремень чемоданчика. Затем поднял двумя руками тяжелый стеклянный аквариум. Простыня начала съезжать. Из желтой глубины послышался зловещий перестук.

— Ш-ш, — негромко прошипел он. — Еще рано, милочка, еще рано.

Мужчина вышел широким шагом в кроваво-красные (подожженные) сумерки, в удушливую, гнетущую жару. Мозг его ожил. В памяти всплыли новые видения. Черные юбки, высокие каблуки, белокурые волосы, голубые глаза, красная блузка, связанные руки, длинные ноги, острые ногти, сверкающие белые зубы.

Положив вещи в фургон, он сел за руль. В последнюю минуту ненадежная память сработала, и мужчина похлопал до нагрудному карману. Да, у него есть карточка-идентификатор. Он достал ее и осмотрел напоследок. На передней стороне пластикового прямоугольника белыми буквами на синем фоне было написано «Визитер».

Он перевернул карточку. На оборотной стороне, более интересной, было написано «собственность ФБР».

Мужчина пристегнул карточку к воротнику. Солнце зашло, небо стало из красного фиолетовым, а потом черным.

— Часы тикают, — негромко произнес мужчина и завел мотор.

— В чем дело, милый? Ты чем-то обеспокоен?

— Не могу выносить эту жару.

— Странно слышать такое от жителя Атланты.

— Я все собираюсь уехать оттуда.

Крепкотелая рыжеволосая Дженни с огрубелым лицом, но неподдельно добрыми глазами задумчиво посмотрела на него сквозь голубоватую дымку прокуренного шумного бара.

— Мак, ты давно живешь в Джорджии? — спросила она.

— С тех пор, как был светом очей отца.

Дженни улыбнулась, загасила сигарету в стеклянной пепельнице и покачала головой.

— Тогда ты никуда не уедешь, голубчик. Поверь мне. Ты житель Джорджии. Там родился, там и умрешь.

— Ты говоришь это потому, что сама из Техаса.

— С тех пор, как была светом очей прапрадедушки. Это янки ездят по всей стране. Мы, южане, пускаем корни.

Особый агент БРД Майкл Маккормак понимающе улыбнулся. Взгляд его снова обратился к двери переполненного бара. Он смотрел на входящих, бессознательно выискивая приехавших парами девушек. Смысла в этом не было. Но в такие дни, когда температура переваливала за тридцать, он не мог удержаться.

— Милый? — снова молвила Дженни.

Мак спохватился, повернулся к ней и покаянно улыбнулся.

— Извини. Клянусь, мать воспитывала меня лучше.

— Тогда мы ничего не скажем ей. Твоя встреча прошла сегодня неудачно, да?

— Откуда ты…

— Мак, я тоже служу в полиции. Не сомневайся во мне только из-за того, что у меня красивое лицо и большая грудь.

Мак открыл рот, собираясь возразить, но она махнула рукой, не дав ему сказать ни слова, потом стала рыться в сумочке, пока не нашла еще одну сигарету. Он поднес ей огня, и Дженни благодарно улыбнулась. При этом морщинки возле глаз стали более резкими. С минуту оба молчали.

Бар был переполнен, люди теснились, в дверь входили новые посетители. Разумеется, половина находившихся здесь были их сокурсники из Национальной академии — детективы, шерифы и даже несколько военных полицейских, поступивших на одиннадцатинедельные курсы. И все-таки Мак не ожидал, что бар будет таким людным во вторник вечером. Люди бежали из домов, видимо, пытаясь спастись от жары.

Мак и Дженни приехали три часа назад и успели занять столик. Обычно курсанты Национальной академии редко покидали Квонтико. После занятий они собирались в столовой, пили пиво, рассказывали о своих приключениях и часам к двум ночи молились, чтобы у них не отказала печень. Ходила шутка, что программа рассчитана на одиннадцать недель, потому что никакие почки не выдержат двенадцати.

Однако в этот вечер людям не сиделось на месте. Невыносимая влажная жара, начавшаяся в воскресенье, все усиливалась и по прогнозу должна была достичь пика в пятницу. Ходить по улицам было то же самое, что валяться в груде мокрых полотенец. Через пять минут майка липла к телу. Через десять шорты прилипали к бедрам. В помещении было немногим лучше, старая система кондиционирования в академии шумела громко, но охлаждала воздух лишь до двадцати девяти градусов.

Вскоре после шести люди начали разъезжаться из Квонтико стремясь развеяться. Дженни и Мак последовали их примеру.