Эмма:
Наша первая встреча оставила глубокие раны в моей детской душе, надолго подселив во сны вызывающие дрожь кошмары.
Наша вторая встреча закончилась катастрофой, превратив мою первую поездку на море в сущий ад…
И вот, наконец, вырвавшись в долгожданное путешествие на ласковое побережье Турции, я вновь встречаю ЕГО…
Однако я уже не та наивная, тихая девчонка, неспособная дать отпор наглому и жестокому грубияну.
Только попробуй, Орлов, вновь испортить мой отдых…
Я за себя не ручаюсь!..
Михаил:
До сих пор помню, какая волна злости накрывала меня с головой, круша все долго выстраиваемые внутренние барьеры, стоило мне только взглянуть в огромные небесные глаза высокомерной девчонки.
Хотелось жёстко утереть нос этой заучке, стерев с её лица уверенность в собственной значимости.
В голове при виде неё красной лампочкой мигали команды «Унизить!», «Растоптать!»…
Вот только встретив её в одном из своих отелей вновь, я опешил…
Небесные глаза, как и прежде будоражат мою кровь, но заставляют испытывать совсем не злость, а нечто б?льшее и глубинное…
Ну что ж, Маслова, поиграем?..
Пролог
— Эмма! — раздался строгий голос бабушки, стоящей на пороге нашего небольшого, но уютного частного дома, окруженного пёстрым палисадником. — Иди сюда!
— Что? — крикнула я, нахмурившись, время для обеда было явно слишком ранним, а наши игры с Майкой обычно не вызывали бабушкиного недовольства, да и вообще какого-либо интереса.
— Я с кем разговариваю! — повысила голос статная женщина и я, спрыгнув с небольшого велосипеда с блестящей английской надписью на розовой рамке, бросила быстрый взгляд на подругу и понеслась к дому.
Бабушка сегодня была в своём лучшем черном платье с крупными кровавыми маками, в которое она облачалась лишь только по большим праздникам, коих в их доме почти не случалось.
— Ты куда-то собралась? — запыхавшись, спросила я, обращаясь к медленно спускающейся по высоким ступеням бабушке, что внимательно изучала каждую ступень перед тем, как поставить туда ногу, затянутую в белую кожу парадных туфель.
— Собралась… — пробормотала она, борясь с отдышкой. — И ты со мной пойдешь…
— Куда? — нахмурилась я, ничего не понимая, с бабушкой мы ходили куда-либо крайне редко, да и мама за завтраком ничего о том не говорила. Хотя сегодня она была чем-то очень расстроена и практически не разговаривала, погрузившись в известные только ей мысли.
— Куда надо… — отрезала недовольно пожилая женщина. — Загоняй велосипед!
— Но ба… — заныла я, чуть ли не плача, — мы с Майкой только вышли… Как я её брошу?! Тем более у нас спор, кто быстрее до поворота домчит…
— Эмма Матвеевна! — отчеканила бабушка, строго посмотрев в мои глаза, наполненные соленной обидой. — Кто позволил тебе спорить со старшими?! Разве я спрашивала твоего желания пойти со мной?! Быстро загоняй велосипед во двор, иначе мы его оставим прямо посреди улицы… Найдётся тот, кому он будет нужнее…
Обиженно выдохнув, я кинулась к своей любимой игрушке, подаренной отцом на мой седьмой день рождения, который мы отмечали всего пару месяцев назад.
— Майя… — мельком услышала я наигранно любезный голос бабушки, понуро катя велосипед под защиту железных ворот. — Нам с Эммой срочно нужно отлучиться, посоревнуетесь завтра, а сейчас домой ступай, поди мать обыскалась…
— Мама знает, где я… — тут же нашлась с ответом непокорная подруга. — Можно я с вами пойду?
Майка всегда была нагловата и за словом в карман не лезла, может потому мы с ней так и сдружились… Частенько она выручала меня, слишком тихую для ответов на оскорбления и издевательские поддевки, моментально отбривая задир.
— Боюсь, что нет… — бабушка недовольно поджала губы, ей очень не нравилось, когда кто-то ей перечил и вставлял свою копеечку в её идеальные планы. — Эмма, быстрее! Трамвай вот-вот подойдёт…
— Трамвай? — удивилась я, подбегая к бабушке.
Взяв меня за руку, она уверенно направилась к трамвайной остановке, окинув мой внешний вид лишь беглым взглядом.
— Чумазая какая… — тяжело вздохнула она, однако тут же задумчиво пробормотала: — Ну да так даже лучше…
— Для чего лучше? — не вытерпела я таинственности. — Куда мы идём, ба?
— Увидишь… — отрезала холодно женщина, и мы поспешили протолкнуться в густо набитый людскими телами вагон потрепанного, грустно-пахнущего старостью трамвая.
Выйдя на конечной остановке из опустевшего трамвайного брюха, мы уверенно двинулись по тихим улочкам городской окраины. Бывать мне здесь ранее не приходилось, оттого я вертела по сторонам головой как заведенная, вызывая у бабушки лишь недовольство и строгие взгляды.
Подойдя к обветшалому строению из белого кирпича, бабушка внимательно сверилась с адресом на маленькой потёртой бумажке, и уверенно отворив ржавую калитку, прошла по дорожке вдоль редко-цветущих бархатцев.
— Нет что ли никого?! — недовольно прошептала она, в который раз нажимая на выцветшую от времени кнопку дверного звонка. — Есть кто дома? — прокричала женщина, размашисто ударив кулаком по хлипкой на вид двери, которая, однако, стойко снесла её варварский налёт.
— Кого еще принесло? — раздался из-за двери недовольный женский голос, и дверь, наконец, отворилась, явив нам утончённую женщину в алом шёлковом халате, что, нахмурившись, оценивающе осмотрела нас с бабушкой с ног до головы.
— Наталья? — прищурившись спросила бабушка, обращаясь к хозяйке дома.
— Она самая… — недовольно провела женщина рукой по туго завитым тёмным локонам волос, находящихся сейчас в небольшом беспорядке.
— Я — мать Матвея… — отчеканила бабушка, изучающе смотря в карие глаза чернобровой красавицы.
— И? — сморгнув нотки начального удивления, пренебрежительно протянула она.
— Оставь его в покое! — голосом бабушки можно было резать капусту без ножа, столь острым и холодным он был. — У него жена, дочь… — подтолкнув, выставила она меня вперёд. — Не рушь семью… На чужом счастье, как говорится…