— Идём, идём, куда я денусь с подводной лодки?

Пёс вытаращился на меня как на сумасшедшего. Понятно, туповатый армейский юмор не для доберманов, он же как ребёнок, всё на свете принимает за чистую монету. Пришлось объяснять, что это фигуральное выражение, что никакой лодки у нас дома нет, подводной тем более, и вообще, мы гуляем или как?

— Гав, — шёпотом сообщил мой успокоившийся друг. — Больше не пугай собаченьку.

В остальном утренняя прогулка прошла тем же лейтмотивом, что и вечерняя. Пометили места, покидались палкой, погонялись за собственным хвостом (что там от него осталось), надышались свежим воздухом, размяли лапы, повалялись в снегу, немножко поговорили.

Ну, в том плане, что доберман не лучший семейный психолог и взваливать на его мускулистые плечи вопросы личного плана вряд ли стоило. Слышал бы кто, чего он мне насоветовал в отношениях с Мартой, я ж чуть ему уши не оборвал за такие слова. Но пёс старался от души, искренне не понимая наших странных человеческих условностей. Проблемы начались уже дома. И не с ним.

Собственно, мы с Гессом только и успели раздеться после утренней прогулки, повесили одежду в сенях и вышли к завтраку. Сегодня безрогий красавчик не заморачивался с особыми ухищрениями, поставив нам простую деревенскую еду — яичница из десяти яиц с луком и салом на чугунной сковороде, чёрный хлеб, посыпанный крупной солью, топлёное молоко, мёд, масло, горячие пшеничные лепёшки с вареньем. В чёрный байховый чай он добавил пригоршню чабреца и мяты, так что дурманный аромат стоял на весь дом.

Когда я помыл руки и собирался сесть за стол, батюшка как раз заканчивал с кем-то разговор по телефону. Причём, как мне показалось, говорили скорее с ним, а он лишь молча слушал. Потом медленно оторвал трубку от уха и опустил голову. Доберман тихо заскулил, прячась под стол, он всегда чувствует настроение…

— Что-то случилось? — осторожно спросил я.

— Ась?! Чего? Федька, от где наган-то? — Отец Пафнутий решительно поднялся из-за стола. — И карту джокера верни, мне от в Систему срочно надо.

— Да что случилось-то?

— Бесогонить от поеду! У Дашки-то, внученьки моей, беда, сама она не выберется, стало быть, от помогать придётся!

— В смысле? — заметно поднапряглись все мы.

— Бесы! Бесы от, паря, её одолели. Кабы в таком-то состоянии сама себе от проблем на голову не огребла…

— Минуточку. — Я кивнул Анчутке, и мы в четыре руки усадили горячего батюшку обратно. — Успокойтесь, ради бога! Расскажите толком, что произошло? Она же в Питере у мамы, учится в своём колледже МЧС. Какие там бесы, с какого перепугу?

— Да мы ж от только что с нею по телефону-то разговаривали! А она-то мне эдак от ласково: «Привет, дедулечка!» Тьфу, отродясь Дашка моя так не сюсюкала! Думаю от, послышалось, так нет, она ж и дальше пошла от петь «дедулечка, мамулечка, папулечка»…

Хм, переглянулись мы с Гессом. Действительно, не очень похоже на решительный психотип курсантки Фруктовой, которую мы знали. Но люди меняются, с чего сразу худшее предполагать?

— Перезвоните ей ещё раз. Может, вы ошиблись?

Отец Пафнутий хотел было обложить меня матом, но взял себя в руки, три раза медленно выдохнул через нос, досчитал до десяти и достал сотовый. Выбрал номер, нажал на зелёную трубку и демонстративно сунул мне к уху. Два гудка, и…

— Дедулечка, это ты! А то я уже вся соскучила-ась…

— Деоген мне в бочку, — невольно вырвалось у меня.

— Кто это?! — Нежный, елейный голосок сразу сменился рычащими нотками.

Батюшка сдвинул брови и оборвал связь.

— Слыхал от, Федька? Собираюсь я, сам от пойду. Внученьку-то любимую никому в обиду от не дам, порву в лоскуты бесовское племя. И от не держите меня!

Я посмотрел ему в глаза. Потом безропотно вытащил карту из кармашка свитера, а мой пёс сам достал из-под моей подушки старый револьвер в наплечной кобуре и притащил в зубах, как хороший мальчик. Анчутка, сунув ладони в толстые кухонные рукавицы, поставил на стол серебряную фляжку со святой водой. «Молитвослов» был лишним, любые молитвы батюшка и так знал наизусть.

Все мы прекрасно знали, что делать в таких ситуациях. Не ругаться, не спорить, не мельтешить, не пытаться помочь, не лезть не в своё дело. Это непросто, кстати, но мы все старались.

Батюшка широко перекрестил меня, потрепал по холке добермана, на всякий случай погрозил пальцем домашнему бесу и хлопнул по джокеру. Один миг, и его не стало.

— Получается, мы примерно так же исчезаем?

— Тео, а Даша передаст мне вкусняшки?

— Ты только о них и думать можешь…

— Нет, хочешь лапку? Хочешь две? Лизь тебя, не ворчи на собаченьку…

— Майне либен камераден, — холодно остановил нас Анчутка. — Вы бы поменьше болтали, что ли? Его святейшество вернётся через ван, ту, фри минутен.

— Спалимся, — осознали мы с Гессом, зажимая друг другу рты.

Очень вовремя, поскольку красный от ярости отец Пафнутий вновь материализовался на кухне. Щёки пылают, глаза безумные, руки трясутся, губы прыгают, я даже подумал, что нашего наставника вот-вот кондрашка хватит.

— А теперь, наоборот, держите меня от семеро…

Нас было только трое, но все мы дружно кинулись вперёд, успев поймать падающего святого отца в считаных сантиметрах от пола. Кое-как усадили за стол, отпоили водкой, дали солёный огурец на вилке, и, наверное, минут через пять — десять нам наконец-то удалось выяснить, что за беда — лысина Сократова! — там с ним приключилась.