Работа бывает разная, не всякая - хорошая. Но и у работников на такой работе есть дорогие сердцу люди...
Напряжение царило в комнате всё утро, пока Максим пил чай. Вероника же стояла около микроволновки, обхватив плечи своими очень бледными и нежными руками. Лицо её выражало крайнее беспокойство… Она будто собиралась с силами. Готовилась к тяжёлому разговору.
Кухня казалась необычайно холодной. И не только из-за того, что за окнами стояла серая промозглая осень, сопровождавшаяся тяжёлыми свинцовыми тучами и страшной чёрной грязью, разъевшей остатки асфальта.
У них дело шло к разводу, и они оба это прекрасно понимали. Вероника не находила себе места, но вот Максим… Оставался абсолютно флегматичен, как и всегда.
– Скажешь что-нибудь? – спросила Вероника вполголоса.
Всё ещё была ранняя суббота, но Максим, уже надевший чёрную водолазку с воротом под самое горло, собирался опять на работу. Глаза его – серые и холодные – безэмоционально смотрели на свою суженую. Он опять поднёс кружку с всё ещё горячим крепким чаем ко рту, но не отпил.
– А что ты хочешь услышать от меня? – спросил он.
– Ты хоть понимаешь, что происходит? – уклончиво спросила она в ответ.
Максим поставил кружку на стол. Не с размаху, но довольно громко. Будто собирался поставить точку в этом утреннем разговоре.
– Да. Ты собираешься развестись со мной.
Вероника заёрзала на месте, как бы ища глазами поддержку у кухонной мебели. Судорожно провела рукой по волосам. Максим, собственно, не торопил её с продолжением разговора. Принялся разворачивать шоколадную конфетку. Большую такую. В яркой красной обёртке.
– Нет, – ответила она. Наконец. – Но мне так тяжело видеть, как Светочка скучает по папе.
– И ты решила выпроводить меня из вашей жизни, чтобы ей больше скучать не пришлось? – тут же спросил он. Голова у Максима соображала очень быстро… И его никогда нельзя было поставить в тупик.
– Я просто хочу, чтобы ты больше времени проводил с нами, – призналась Вероника. – Ты каждый день работаешь…
Максим встал, всё ещё дожёвывая конфетку своей квадратной небритой челюстью. Он был настоящим громилой, и теперь это подчеркнулось ещё отчётливее. Едва он поднялся.
– Я знаю, – сказал он. – Но нам надо на что-то жить. И нашей Светочке в том числе. Ей надо учиться в лучшей школе, потом поступать в лучший институт. И, конечно, все врачи, которые…
– Хватит! – неожиданно взмахнула рукой Вероника, прерывая своего благоверного. Теперь в глазах её появились слёзы.
Светочка отличалась слабым здоровьем. Ничего врождённого и серьёзного у неё не было, но она очень часто оказывалась в больнице. Чаще всего от тяжёлого бронхита. Но не давали покоя ей и другие болезни. И это даже было странно, видя, какой скалой выглядит её папочка… Как она его называла.
– Кричать только не надо, пусть спит, – сказал Максим жёстче, чем ему бы хотелось, но из песни слов не выкинешь. И слово ещё и не воробей.
– Ты хоть поздравь её, – взмолилась Вероника. – Поцелуй, пожелай доброго утра… Это же так просто. Подождёт твоя работа. Сегодня же особенный день…
Она прикусила язык, дабы не разозлить его. Но он и не собирался выходить из себя.
– Уговорила, – вздохнул Максим. И пошёл мимо своей возлюбленной в спальню к дочке.
Вероника же поспешила за ним, будто боялась, что он вышибет своими широкими плечами проём, но всё обошлось. Он плавно приоткрыл дверь и заглянул в спальню.
Светочка же проснулась и лежала на кровати, хоть ещё и в пижаме, но уже с телефоном в руках. Худющая, необычайно бледная, такая маленькая, что, казалось, её может унести порыв сильного ветра. Увидев же своих родителей, она чуть не подскочила, и голубые глаза загорелись.
– С днём рождения, доченька, – сказал Максим, и голос его стал необычайно нежным.
– Спасибо! Спасибо! – на этот раз она вскочила и бросилась в объятия отца. Тот легко подхватил её на руки. – Куда мы пойдём сегодня, папочка?!
Максим замялся, и тут же услышал, как Вероника недовольно запыхтела за плечом. Сердце у него сжалось в комок от этого слова. «Папочка». Столько тепла в нём было и любви!
– Извини, сегодня у меня много работы. Никак не получится, – сказал он извиняющимся тоном, но не мог не заметить, как разительно изменилось лицо Светочки – оно мгновенно помрачнело, и на нём читалось то пресловутое выражение, которое он видел уже не единожды у своей жены.
Она всем видом показала, что хочет слезть с его рук, и он не стал её удерживать.
– Но мы обязательно сходим ещё, – тут же залепетала Вероника и попыталась ухватиться за руку своей дочурки, но та ловко скользнула в собственную кровать. – Просто сейчас время такое.
– Я всё понимаю, – ответила дочь чрезвычайно взрослым и серьёзным тоном.
Максим почувствовал горечь, сожаление и стыд… Но ничего больше не сказал. Вышел прочь. Он и так мало разговаривал… Болтать не любил. И все эти объяснения в любви были не для него. Тем более для человека его профессии.