Пару лет назад, когда Гильдия балансировала на грани банкротства, гигант своими кулаками произвел несколько захватывающих модификаций крыши, что вынудило ее реконструировать. Примерно в то же время Кэрран и Барабас присоединились к Гильдии и, в конце концов, захватили ее. Барабас руководил административной частью, Кэрран стал мастером Гильдии, а полтора года назад наемники единогласно выбрали меня управляющим, что означало, что всякий раз, когда у наемников возникали проблемы или претензии к кому-либо из них, они бежали ко мне, и я это исправляла. Мне нужна была дополнительная ответственность, как дырка в голове. На самом деле, меня даже не было на собрании, потому что я задержалась, вытуривая домового из местной средней школы. Наемники удачно проголосовали в мое отсутствие, а затем вручили мне свиток управляющего, когда я появилась, истекая слизью и вытаскивая грязь из волос.

Боб из «Четырех всадников» до меня занимал неофициальную должность управляющего и, по-видимому, выставил свою кандидатуру, но после того, как он попытался совершить налет на пенсионный фонд, его репутация на улице сильно пострадала. Он так и не проникся теплотой ни ко мне, ни к Кэррану. Его Пушистость, никогда не тратил ресурсы впустую, отправив его в Джексонвилль, руководить совершенно новым филиалом Гильдии. В течение трех месяцев Боб пытался устроить переворот и провозгласить независимость, и Гильдия Джексонвилля исключила его. Мы понятия не имели, где он был и что делал.

Одним из первых, что мы втроем сделали, было восстановление самой Гильдии. Кэрран укреплял каждое место, в котором обосновывался. Мне пришлось отговорить его от возведения стен в нашем районе. Но с Гильдией мы с Барабасом дали ему полную свободу действий. В некоторых битвах не стоило участвовать.

Стены были укреплены, новая каменная кладка органично вписалась в остовы отеля. На верхнем этаже были прорези для стрел. Здание венчала совершенно новая крыша, оснащенная четырьмя гаубицами и четырьмя магическими баллистами. Вход преграждала массивная металлическая дверь, а за ней была вторая дверь на случай, если кто-то взломает первую. Удивительно, что он не вырыл ров вокруг этого места.

Мы припарковались и зашли внутрь. Конлан все еще дрых, поэтому Кэрран нес его в автокресле. Внутри Гильдия соответствовала внешнему виду: чистая, функциональная, профессиональная. Я кивнула Клерку за стойкой, и мы повернули налево, к стеклянным стенам офиса Барабаса.

Бывший юрист Стаи и нынешний администратор Гильдии сидел за своим столом. Худощавый, жилистый, бледный, Барабаса хотелось назвать одним словом: острый. Острые глаза, острые зубы, острый ум. Даже его ярко-рыжие волосы, которые стояли торчком, похожие на лес иголок, производили впечатление остроты.

Кристофер сидел в кресле и читал книгу. Когда я увидела его в первый раз, он был заперт в клетке. Он выглядел хрупким, словно призрак человека, с такими светлыми волосами, что они казались бесцветными. Несмотря на то, что мы с Барабасом пытались заставить его есть, он выглядел так примерно два года, пока, наконец, не вспомнил о своих способностях. Кристофер был теофагом. Мой отец пытался объединить его с Деймосом, греческим богом ужаса. Кристофер сопротивлялся, и в последнем отчаянном акте неповиновения Кристофер разрушил свой собственный разум. В наказание Роланд отдал то, что осталось от Кристофера, под нежную опеку своего военачальника, Хью д'Амбрея.

Теперь он был широкоплечим и мускулистым, с мощным атлетическим телосложением. Там, где Барабас был воплощением резких линий и быстрых, точных движений, Кристофер обладал своего рода тихим спокойствием. Сейчас, сидя в кресле с книгой, он казался почти неподвижным. Конечно, затишье длилось только до тех пор, пока Барабасу или кому-то из нас не угрожали, а затем у Кристофера вырастали крылья и клыки, и он впадал в неистовство. Человеческое и божественное слилось в Кристофере, но человек одержал верх над божеством. Барабас всегда был параноиком, опасаясь, что люди начнут поклоняться Кристоферу и равновесие качнется в другую сторону, но пока этого не произошло.

Они были такими разными. Кристофер был влюблен в Барабаса. Барабас любил его в ответ, но поскольку он заботился о Кристофере, в то время когда его разум был разрушен, он столкнулся с этической дилеммой. В последний раз, когда мы говорили об этом, он беспокоился, что чувства Кристофера были не любовью, а неуместной привязанностью к смотрителю. Барабас не хотел пользоваться ситуацией. Они продолжали жить в том же доме. Они выглядели как пара. Они вели себя как пара. Ни один из них добровольно не сообщил никакой информации о своих отношениях. Мы уважали их частную жизнь, и никто не спрашивал.

Оба мужчины посмотрели на нас.

— Плохие новости? — спросил Барабас.

— Да. — Я закрыла за нами дверь. Кэрран осторожно положил Конлана на большую подушку на полу. Оборотни питали нечестивую любовь к напольным подушкам, и хотя Барабас большую часть дня проводил в кресле, он не отказывался от них.

Я села на другой стул.

Барабас фыркнул в сторону Конлана.

— Что изменилось? Что-то изменилось.

— Он перекинулся, — тихо сказал Кэрран.

Барабас сел прямее. Светлые брови Кристофера поползли вверх.