Вампирша тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли, и направилась в ванную, где нежился подросток. Она вошла внутрь, заглянула за шторку, проверяя, не умер ли он там от блаженства. Парень смутился, прикрыл ладошками интимное место. Эверилд очень любила эту ванну: она была большой, просторной, на двоих, сделана из чугуна и выкрашена в любимый голубой цвет, как символ вечности. Ванна стояла на львиных лапах, что придавало ей дополнительное очарование.

– Быстро ты. Я думала, тонну грязи ты будешь смывать час, – заметила вампирша, посмотрев на мокрую зеленую мочалку, лежавшую на приколоченной полке. Там стояли тюбики с шампунем, а еще ниже, под полкой, небрежно лежало душистое мыло.

Эверилд осмотрела худого, как веревка, мальчика острым взглядом. На мошонке и ногах у него были волосы. Она всегда не любила волосатых парней.

– Стриги волосы, – повелела она, поджав губы и глядя на подопечного недовольно, а он жутко краснел под ее взглядом.

– Вы не могли бы выйти? – немного заикаясь, попросил подросток.

– Сейчас соберу твои грязные вещи. Не красней, словно краснухой болен, – сказала она, отворачиваясь.

Вампирша нагнулась, подняла небрежно брошенные на пол вещи, сморщилась от запаха пота, пыли, страха.

– Вы куда их? – обеспокоенно спросил еврей.

– В камин, – холодно ответила Эверилд, сегодня у нее было скверное настроение.

– Но у меня больше ничего нет! – возмутился парень.

– Голым походишь, как Адам, – отрезала вампирша и вышла из ванной, оставив парня в полной растерянности.

Эверилд прошла в просторную комнату. На полу лежал винтажный ковер, у левой стены расположился внушительный камин. Эверилд забросила в него дрова и подожгла, когда огонь разгорелся, отправила туда грязные вещи. Вампирша присела в кресло-качалку, прикрыв глаза от усталости.

Она уже двести лет бегает в поисках треклятого ключа, и с каждым днем ее надежда тает. Иногда кажется, что прародительница вампиров ей привиделась, и не было никакого ключа от того мира. А может, их больше, и ее ключ – лишь часть мозаики…

Думать совершенно не хотелось. Сегодня выдался тяжелый день: она полночи гонялась за бессмертной лошадью, и когда ей удалось ее оседлать, кобыла встала на дыбы и сбросила всадницу как неопытную наездницу. Раньше Эверилд думала, что вампиры не устают, но бессмертное животное доказало ей обратное, и под утро вампирша вернулась домой полностью вымотанной погоней. Еще эта старуха. И это всего лишь прошло полдня, а она уже выжата как лимон. И этот мальчишка свалился на ее голову так не вовремя. «На черта я его спасла? Если в управлении прознают, что я укрываю еврея, мне несдобровать». Голова раскалывалась от духоты и навалившихся проблем.

С кухни раздался свист чайника, и Эверилд неохотно поднялась. Всё тело ломило от боли, но почему-то ей это доставляло удовольствие. Вампирша вспомнила, что прародительница говорила: «Чем ближе ключ, тем уязвимее твое тело». «Неужели он где-то рядом? Хотя бред. Просто меня загнали как лошадь».

Эверилд прошла на кухню, выключила газовую плиту и, достав заварник из шкафа, обтерла его полотенцем: за годы он запылился. Вампирша помыла чайничек в умывальнике, затем из шкафа над плитой вытащила завалявшуюся там заварку, насыпала ее в заварник и поставила на разделочный стол, стоящий между умывальником и плитой. Эверилд потянулась к чайнику, сняла его с плиты и налила кипятка в заварник, закрыла его крышкой и закутала вафельным полотенцем, висевшим тут же, на тумбочке. Потом вампирша подошла к столу, стоявшему у правой стены, села на табуретку из орехового дерева и, закрыв глаза, погрузилась в медитацию.

Вдруг в квартире настала тишина, Эверилд испуганно распахнула глаза и увидела, как раскрасневшийся от мытья юноша выходит из ванной, обернувшись полотенцем. Он прошел на кухню, занял табуретку напротив хозяйки квартиры. Их разделял девственно пустой стол.

– Еды нету. Могу только чаем напоить, – холодно сказала вампирша.

Она поднялась из-за стола, подошла к раковине, над которой висела сушилка для посуды, открыла покрытую лаком дверцу, достала запыленные чашки и ополоснула их. Еврей внимательно наблюдал за ее манипуляциями. Эверилд поставила кружки рядом с заварником, размотала полотенце и, взяв чайничек, начала разливать чай.

– Ты любишь крепкий или нет?

– Мне всё равно. А почему у вас вся посуда пыльная, словно из нее сотни лет не ели? – спросил парень, явно осмелев.

– Потому что я предпочитаю есть в ресторанах, а не готовить, – спокойно ответила вампирша. Она сняла с плиты еще горячий чайник, налила воды в чашки и направилась к парню: одну чашку поставила перед евреем, со второй ушла на свое место – и холодно заметила: – Но с твоим появлением в моём доме придется научиться готовить.

– Я могу уйти, чтобы вас не обременять, – потупив взгляд, сказал юноша.

– Сиди, не для этого я тебя спасала. Имей в виду, если выкинешь какую-нибудь фигню, то отправлю в печь, – пригрозила вампирша, сама не зная зачем.

Эверилд отпила душистый чай и с наслаждением прикрыла глаза. Нет, она по-прежнему не чувствовала вкуса, но прикидываться человеком придется. Они молча пили чай, когда вампирша спросила:

– Ты откуда сбежал? – Мальчик тревожно посмотрел на нее. – Не бойся, я не кусаюсь.

– А почему у вас закрыты шторы? – перевел он тему.

– Потому что я не люблю солнечный свет, как все вампиры, – с улыбкой ответила Эверилд.