Шрифт:
– Вполне, – кивнул он.
– Уже обсудил с комендантом график депортаций и количество составов, которые предстоит принять? – осторожно поинтересовался я.
Эйхман снова кивнул.
– Это мы обсудили еще во время его приезда ко мне в Будапешт. Кстати, я рад, что Хёсс добрался до меня и имел возможность лично убедиться в качестве местных евреев. Для работ, увы, непригодны… ну, может, процентов двадцать пять, не больше. Остальных на уничтожение.
Я ничего не ответил. Эйхман продолжил:
– Хорошо, что Хёсса вернули в Аушвиц. С Либехеншелем каши не сваришь, его либеральная политика в управлении лагерем – полная ерунда. До перевода в Инспекцию служил адъютантом в Лихтенбурге [2] , говорят, прослыл там чувствительным тихоней. Удивительно, что в нем разглядел Глюкс [3] ?..
Тут я вынужден был согласиться:
– Да, при всем моем уважении к оберштурмбаннфюреру Либехеншелю, это совершенно не его.
– Правду говорят, что он отменил наказания за мелкие провинности? – Эйхман насмешливо изогнул светлые брови.
2
Лихтенбург – немецкий концентрационный лагерь, располагавшийся в бывшем здании тюрьмы неподалеку от города Преттин. Существовал с 1933 по 1939 г.
3
Рихард Глюкс (1889–1945) – группенфюрер СС, после гибели Теодора Эйке заменил его на посту главного инспектора концентрационных лагерей и начальника охранных подразделений. Позднее Инспекция была переименована в Управленческую группу D и вошла в состав Главного административно-хозяйственного управления СС (ВФХА).
– Так и есть, и еще запретил охране пользоваться информаторами среди заключенных, – кивнул я.
– Бред. Впрочем, Либехеншель и не скрывал, что не желал этого перевода. Все знают, за что рейхсфюрер отправил его сюда.
Я пожал плечами.
– Боюсь, эта информация прошла мимо меня.
– Брось, фон Тилл. Всем известно, что он оставил жену и троих детей ради секретарши Глюкса. Дурак. Разве кто-то упрекнул бы его, что он завел любовницу? В Управлении этим все грешны. Но рушить ради интрижки семью? Увольте. Подумать только, жена, трое детей, – Эйхман покачал головой. – Да к тому же в Управлении ходят слухи, что эта секретарша в прошлом имела связь с евреем. Поль [4] в ярости. Он лично посылал Баера [5] вразумить одуревшего от любви Либехеншеля, но без толку. Не смогли его отвадить от секретарского тела!
4
Освальд Поль (1892–1951) – обергруппенфюрер СС, начальник Главного административно-хозяйственного управления СС, в состав которого входила Управленческая группа D, отвечавшая за концентрационные лагеря. То есть Глюкс был прямым подчиненным Поля.
5
Рихард Баер (1911–1963) – личный адъютант начальника Главного административно-хозяйственного управления СС Освальда Поля, с 11 мая 1944 г. – комендант Освенцима, заменил на этой должности Артура Либехеншеля.
– Думаю, у него не было выбора, сюда он привез ее уже с приличным животом.
– Мерзость, – Эйхман скривился, – как можно дотрагиваться до того, что было хоть единожды во владении грязного еврея?!
Я спокойно смотрел на Эйхмана.
– И как он тут?
Я продолжал смотреть на Эйхмана.
– И как он тут? – повторил он.
– Пьет, – наконец ответил я.
Эйхман усмехнулся:
– Вот уж правда, неудачная баба – конец карьеры для мужчины. Не дурак ли, так бездарно разрушить собственную жизнь из-за женщины? Куда его теперь?
– Временно в Майданек, они сейчас без коменданта.
– Какое унижение после такого взлета. Впрочем, – он вдруг глянул на меня с некоторым укором, – твое прошение об окончательном переводе сюда из Управления с точки зрения карьерных перспектив тоже… – он замялся, подыскивая подходящее слово, – вызывает сожаление и откровенное недоумение.
Я смотрел в чистое небо. Хотелось распрощаться с Эйхманом и уйти по своим делам, но я медлил. Не желал выглядеть грубым.
– Так как дела в Венгрии? – спросил я, планируя на том и окончить наш разговор.
– В Венгрии, как и везде, – тут же встрепенулся Эйхман, – без помощи местных не справиться, благо в этот раз работаю с толковым малым – Ласло Ференци, начальник местной жандармерии. Но сколь хорош начальник, столь бестолковы подчиненные. Я всеми силами пытаюсь убедить еврейский сброд, что Германии сейчас нужны рабочие руки, что мы собираемся отправить их исключительно на производство. Но находятся идиоты из жандармерии, которые во время обысков с ухмылкой обещают, что из тех тут мыло сварят. И все! Слухи уже не остановить! Евреи разбегаются как тараканы по чердакам и подвалам, и приходится тратить колоссальные силы, чтобы их выкурить.
Я молча слушал, продолжая смотреть в небо, и время от времени кивал.
– Ты ведь знаешь: изначально я пытался лишь отправить их за пределы рейха, я честно пытался избавиться от них вполне человеческим способом. Но честь – это не для них, так что план этот потерпел крах. – В голосе его промелькнуло сожаление, я скосил удивленный взгляд на Эйхмана, но промолчал. – Не скрою, поначалу я был зол, ведь я потратил столько сил, чтобы наладить процесс депортации. А теперь, видишь, пришел к выводу, что так даже лучше… только так можно окончательно решить проблему этой напасти. Иначе где гарантия, что они не войдут в новую силу и не вернутся потом? Нет, фон Тилл, хороший еврей – мертвый еврей. С мертвым евреем подобных проблем не будет. Да и на кой черт он нужен миру живым? Существо, которое на протяжении всей своей истории затевает финансовые катастрофы, искусственные дефициты, столкновения, всю ту грязь, которая служит верным залогом всех крупных конфликтов…
Я внимательно смотрел на Эйхмана, но видел перед собой увлеченного порывистого мотоциклиста, затянутого в кожу, с мягкими белыми, почти женскими руками и таким же девичьим скошенным подбородком. Тогда, в окружении розенхаймских зевак, я слушал его зачарованно, но сейчас был поражен: во фразах и аргументах, казавшихся мне много лет назад непреложными и истинными, не было ничего нового. Снова эти попытки оправдать свои беды действиями другого народа, который по неведомой мне до сих пор причине принимает это.