– За преступление против Юлии Зуевой, за то, что ты бросил её на верную смерть, - Райану было тяжело говорить, сказывалась отдышка. Он едва на ногах стоял и немного шатался. Но, отдышавшись, всё-таки, продолжил. – Я приговариваю тебя к смерти!

– Ты?! Да кто ты такой? Ты никто! Ты жил никем, никем и сдохнешь! Ты предал своих, и ты не нужен здесь! Ничтожество! – Орал в истерике барон.
– Я раздавлю тебя, как червяка. Ты пожалеешь, ты ещё не знаешь с кем связался.

– Привести приговор в исполнение, - отдал команду Райан.
– Немедленно.

И не дожидаясь никого он поднял свой чёрный пистолет и открыл огонь на поражение. Первым выстрелом Джерри прошило голову и вырвало кусок черепа вместе с глазом, другим пробило грудную клетку, третьим живот навылет.

Маршал стрелял и стрелял, вливая смертоносную сталь в давно безжизненное тело. В единственном глазу барона Пирма так и застыло непонимание того, что случилось. Он будто сам не верил в то, что может умереть.

Наконец, Райан опустил ствол. Он посмотрел на пораженный его наглостью зал и развернулся. Он вернулся на лестницу ступенчатой пирамиды.

Полковник вскинул пулемёт и дал очередь над головами, чтоб все пригнулись и не высовывались, а сам последовал за командиром.

Маршал присел на выступающую ступень пирамиды и долго-долго смотрел невидящим глазами на заходящее солнце.

О чём он думал – никто не знал кроме него. Там в свих мечтах он видел Юлю. Она бежала к нему по песчаному пляжу и прыгала в его объятия. Обнимала его, целовала и вешалась на шею. При этом почему-то плакала. А он обнимал её и успокаивал. И только там в этих своих мечтах он был по-настоящему счастлив.

Медленно садилось солнце, тихо открывали свои соцветия вечерние лилии, будя от знойного дневного сна тысячи бабочек полуночниц, мирно цвели сады под Омикроном, трещали цикады.

Мир жил так, будто ничего не случилось. Он словно не знал, что Юли больше нет, он жил и радовался, провожая этот день и так же радостно встречая новый в этом уютном уголке на краю галактики.

– Я знаю почему я всё ещё здесь, - глядя на закат и не моргая проговорил Маршал. – Ведь жизнь моя теперь принадлежит теперь не мне, а нам двоим.

Конец…