Они оглядели друг друга.

— Что вам прислали? — спросил Слоэн. — По телефону вы сказали что-то о мерзости.

— Вы действительно репортер?

— Вот вам крест.

— Дерьмо, — Миллер сглотнул, он был отвратителен сам себе. — Извините, когда вы позвонили, я вышел из себя. Я подумал…

— Именно поэтому я здесь. Чтобы поговорить об этом. — Слоэн указал на кабинку.

Они сели друг против друга. Слоэну было около тридцати пяти лет, это был невысокий человек с широкой грудью, редкими черными волосами и умными глазами.

— Что вы имели в виду под мерзостью? — спросил он.

— Фотографии.

— Чего?

— Нацистских концлагерей. Трупы, пепел, — Миллер потер лоб. — Боже. Мой отец исчез. Потом кто-то нарисовал череп на дне моего бассейна.

— Череп?

— Теперь появляетесь вы…

— И вы решили…

— Хорошо, а разве вы не решили? Моя жена не знает о фотографиях.

— Спокойнее, — сказал Слоэн. — То, о чем вы говорите, связано с целью моего прихода. Я выложу вам то, что есть у меня, и тогда посмотрим, к чему мы придем.

— Ваши “верительные грамоты”?

— Что?

— Вы репортер “Ассошиэйтед Пресс”. Докажите это.

Слоэн вздохнул и вытащил из кармана удостоверение репортера.

— Такой бумажкой любой может обзавестись, — сказал Миллер.

— Здесь имеется номер телефона. Центральный офис агентства.

— И всякий может нанять голос, который заявит, что это офис агентства.

— Верно. У вас наверняка есть масса изумительных теорий об убийстве Кеннеди. О том, что ООН контролируется торговцами наркотиками. А тяжелый рок — порождение сатаны.

Миллер неохотно рассмеялся.

— Хорошо, — сказал Слоэн. — Пока вы можете смеяться над собой, с вами все в порядке.

— Иногда я бываю любознателен. Вы сказали, что хотите поговорить о моем отце. Почему?

— Я контактирую с министерством юстиции. Оказываю им услуги — пишу статьи, раздувающие их общественный имидж. Они оказывают услуги мне — информируют меня, когда работают над чем-то, что я могу использовать.

— Я все еще не понимаю. Какое отношение министерство юстиции имеет к моему отцу?

— Кто-то прислал им документы, после изучения которых они решили открыть на него дело.

Миллер так сжал бокал, что он чуть не треснул у него в руке.

— Это все больше и больше походит на безумие.

— И раз уж ваш отец исчез…

— Вы уже знаете об этом?

— Я решил, что единственный человек, с кем можно поговорить об этом, — вы.

— Хорошо, — слабо произнес Миллер. — Выкладывайте наконец самое худшее. Сразу с конца.

— Вашего отца зовут Фрэнк Миллер. Теория такова: его настоящее имя — Франц Мюллер, во время второй мировой войны он был офицером немецкой армии. Предполагается, что он был оберштурмбанфюрером, — немецкое слово Слоэн произнес запинаясь. — Что соответствует английскому — лейтенант-полковник. Франц Мюллер командовал соединением, известным под названием Einsatzgruppen [9] . Они подняли специальную задачу, следовали за регулярными частями нацистской армии на вновь завоеванных территориях, таких, например, как Чехословакия, Польша и Россия. Там они уничтожали каждого еврея, которого могли найти. Расстреливали на месте или сталкивали в яму, чтобы легче было захоронить, после того как расстрельная команда заканчивала работу. Только в России уничтожено полмиллиона.

— Вы хотите сказать… министерство юстиции подозревает, что мой отец связан с этими зверствами? Что он участник массовых убийств?

— Они не просто подозревают. Они убеждены в этом. И считают, что ваш отец исчез, так как его предупредили о том, что они начали расследование. Они полагают, что ваш отец сбежал от них. С вами все в порядке? Вы так побледнели.

— Вся моя проклятая жизнь разваливается на части, а вы спрашиваете, все ли со мной в порядке? Господи, я… Послушайте, кто-то должен остановить это безумие. Только потому, что имя моего отца похоже на имя Франц Мюллер…

— Нет. Не только это. В министерстве не стали бы начинать расследование на такой легковесной основе. Ваш отец эмигрировал сюда из Германии. Вы знали об этом?

— Конечно. Многие немцы эмигрировали. В этом не было ничего противозаконного.

— Но знали ли вы о том, что он сменил имя? — У Миллера задергалась щека.

— Бог мой, вы знали, — понял Слоэн.

— Дайте объяснить. Я знал. Но не в подробностях. Он лишь сказал мне, что американизировал свое имя, чтобы избежать антигерманских настроений, которые были здесь после войны.

— Он говорил вам, что служил в германской армии?

— Я не обязан слушать этот вздор, — Миллер встал.

— Будьте уверены, вам придется слушать, когда к вам явится следователь. На вашем месте я бы воспринимал происходящее как генеральную репетицию. И раз уж я взялся за это, я думаю вот о чем. Для вашей семьи будет очень выгодно, если пресса отнесется к вам с симпатией.

— С симпатией? — растерялся Миллер.

— Прошлое вернулось и преследует семью, которая и не подозревала о нем. Я могу сделать из этого интересную, гуманную историю. Историю в вашу пользу. Конечно, если вы расскажете мне правду о своем отце.