– И ты представляешь, этот старый хрен уселся рядом с двумя кранами, скалится, никого не пускает. Он, тупица, не понимает, что вода подается из одной магистрали! Если закончится, то везде и сразу! – Хэлг снова смеется, будто мы на скамеечке в парке, а он рассказывает милые, веселые истории, не касающиеся выживания.

Но однажды пилот возвращается молчаливый. Садится на свое место, задумчиво дергает вверх-вниз замок на куртке.

– Что? – не выдерживаю я.

– А? – он поворачивает голову, будто только сейчас меня заметил.

– Нашел продуктовый склад? Резервный пульт управления? Эйнерские заклинания, выводящие из строя все железяки?

Хэлг улыбается.

– Нет. Просто… Не знаю…

– Ну же!

– Там, за внешней стеной шестого отсека будто кто-то есть.

– Да кто там может быть? Там ведь космос! Нет?

– Вроде да. Если только не контейнер еще один. Мы же этого не могли видеть, когда садились на корабль.

Нахмурившись, пытаюсь вспомнить, как пробиралась через космопорт. Я могла видеть корабль сбоку, но сколько там было прицеплено отсеков… Тогда бы и в голову не пришло сосчитать.

– Думаешь, мы не единственная партия на корабле?

Хэлг пожимает плечами.

– Пес его знает. Может и так. Но зачем было отделять их от нас?

Он вздыхает, тоскливым взглядом осматривает других пленников, которые нас окружают.

– Сейчас бы пивка холодного. Настоящего, из светлой пшеницы, собранной на Расцветающей. Или даже чего покрепче! Успела ты в своей жизни попробовать чего-нибудь покрепче? А, Вер? – он толкает меня локтем.

Я снова вспоминаю ферму.

– Отец ликер ягодный делал. Сладкий, как варенье, с ног валил после пары бокалов.

Не хочу этих воспоминаний. Встаю, как будто по нужде, но прохожу мимо того места, которое по молчаливому согласию отведено для этих дел. Перешагиваю через спящих, стараюсь не задеть тех, кто бодрствует. Замечаю, как в темном углу сплелись два тела: они сопят, стонут. В голову приходят слова вихрастого Авера – “люди торопятся жить”.

Я направляюсь к самой окраине, к стене шестого отсека. Идти недалеко, мы и сами устроились в пятом, поэтому через минуту уже касаюсь ладонью шершавой стальной поверхности. Прикладываю ухо, не обращая внимания на недовольную тетку, которая сидит рядом и косит в мою сторону подбитым глазом. Опускаю веки…

Кажется, кроме людского говора, гула двигателей да нагнетаемого воздуха ничего в корабле не слышно. Но я упрямо жду, проникаясь всем существом в организм металлического монстра. Вот показалось на секунду… Ах, нет… Вдруг снова! Да, за стеной будто топчется толпа. Шаги, какие-то удары… Но кто там может топтаться?! Если люди, то сидели бы и ждали своей участи, как мы. Озадаченная, я возвращаюсь к Хэлгу. Ложусь на пол. Было бы неплохо положить голову ему на колени, но мы не настолько близки, чтобы позволять себе подобные вольности. Вряд ли я вообще хочу хоть с кем-то сближаться.

– Ложись давай, чего уж там, – он хлопает ладонью по ногам, – Надеюсь, мои штаны еще не слишком провоняли грязью.

* * *

– Проснись! Вера!

Меня трясут за плечи. Утерев тонкую нить слюны, просочившейся из приоткрытого рта, я приподнимаюсь, непонимающим взглядом смотрю сначала на встревоженных людей, потом на Хэлга.

– Что случилось?

– А ты не слышишь?

Действительно, звук двигателей изменился, он стал более грубым, басовитым.

– Маршевые на минималках, работают маневровые, – поясняет пилот.

Я бросаю взгляд на засечки, которые он делал на стене. Четыре дня прошли. Четыре дня и… Сверяюсь со своим ручным хронометром. И семь часов.

– Мы прибыли?

– Судя по всему – да.

Сердце начинает биться быстрее. Скоро мы сядем на поверхность планеты, откроются ворота, и… что тогда? Новый хозяин? Снова горб?

Сжимаю в своей ладони руку Хэлга.

– Я хочу сбежать.

Он продолжает слушать звуки корабля, вертит головой по сторонам.

– Сбежать… Сбежать – это, конечно, хорошо. Но мы понятия не имеем, где приземлимся, что там вокруг и кто. Ты знаешь?

Качаю головой.

– Вот и я не знаю, – соглашается Хэлг, – Одно могу сказать: если ты не против, давай и дальше держаться вместе? Что скажешь?

“Держаться вместе. Один раз я уже проворонила руку, за которую меня держали. И это была рука Андрея. Могу ли обещать себе, что не облажаюсь снова? Что жизнь не заставит меня опять остаться в одиночестве?”

– Я хочу сбежать, – повторяю упрямо.