Шрифт:
– В самом деле, это маловажнее того, – сказал он.
– Конечно, добрый Адимант, – продолжал я, – пусть не думает никто, будто эти наши приказания важны и велики. Все они малозначительны, если стражи, как говорится, блюдут одно великое, или, вместо великого, особенно довлеющее.
– Что же это? – спросил он.
– Наставление и воспитание, – отвечал я, – ибо если, хорошо наставленные, они явятся людьми порядочными, то легко будут усматривать все это, да и прочее, что теперь мы пропускаем, как-то: избрание жен, вступление в брак, рождение детей, так как все это надобно сделать, по пословице, общим между друзьями.
– И было бы весьма справедливо, – сказал он.
– Да и то еще, – продолжал я, – если общество однажды пойдет хорошо, то будет идти как увеличивающийся круг, потому что соблюдение доброго воспитания и наставления будет сообщать ему добрые естественные способности, а добрые естественные способности, под влиянием такого наставления, сделаются еще лучшими, чем прежде, – и по отношению ко всему прочему, и по отношению к рождению, подобно тому, как это бывает у животных.
– Да и вероятно, – сказал он.
– Итак, коротко сказать, попечители государства должны стремиться к тому, чтобы оно не испортилось незаметно для них самих и чтобы строже всего наблюдаемо было, как бы, вопреки порядку, не делалось нововведений в гимнастике и музыке, но хранить ту и другую сколько можно более, слушая с опасением, когда кто говорит, что люди особенно уважают то пение,
Сократ говорит о том, что правительство должно озаботиться тем, чтобы нравы в обществе не страдали. Поэтому нужно следить, чтобы в гимнастике и музыке не появилось чего-либо непристойного. Особенно это касается музыки, так как она у древних греков находилась в самой тесной связи со всеми свободными науками. Поэтому жалобы на изменение – не в лучшую сторону – характера древней музыки можно встретить у многих греческих писателей.
Которое вновь превзошло у поющих,Тут Платон указывает на стих первой книги «Одиссеи» Гомера.
что поэтом часто называют не того, кто составляет новые песни, а того, кто выдумывает новый образ песнопения и хвалит это. Между тем не должно ни хвалить таких вещей, ни принимать их. От введения нового рода музыки действительно нужно беречься, так как оно вообще опасно; ибо формы ее не трогаются нигде, помимо величайших законов гражданских: это говорит Дамон, – и я верю ему.
– Присоедини же и меня к числу верящих, – сказал Адимант.
– Так вот здесь, видно, со стороны музыки, – продолжал я, – стражи должны построить крепость.
– И в самом деле, – сказал он, – нарушение закона, входя этим путем, легко прячется.
– Да, под видом увеселений, как бы не делая ничего худого.
– Да ведь и не делает ничего, – заметил он, – кроме того, что понемногу вкрадывается, молча внедряется в нравы и занятия и отсюда уже более ощутимо переходит во взаимные отношения, а из отношений-то, Сократ, с великой наглостью восстает на законы и правительство и оканчивает ниспровержением всего частного и общественного.
– Допускаю, что дело обстоит именно так.
– По-моему, да.
– Поэтому нашим детям, как мы и сначала говорили, надобно тотчас же принимать участие в увеселении законном, ибо если оно будет противозаконно и такими же сделает наших детей, то вырастить из них мужей законных и ревностных окажется невозможным.
– Как же иначе? – сказал он.
– Стало быть, если дети, начав играть хорошо, посредством музыки приобрели уважение к закону, то законность, в противоположность другим детям, будет во всем сопровождать и возращать их, исправляя даже и то, что прежде оставалось пренебреженным в государстве.
– Это правда, – сказал он.
– Следовательно, эти последние, – продолжал я, – и маловажное, по-видимому, найдут законным, тогда как первые погубят все такое.
– Что именно?
– А вот что: молчание младших перед старшими, какое прилично, посторонение, вставание и почитание родителей, да и стрижение волос, и одежду, и обувь, и прочее тому подобное. Или не думаешь?
У древних младшие выражали свое уважение к старшим тремя способами: хранили молчание в их присутствии, отходили в сторону, встретившись с ними на пути, т. е. пропускали старших, и вставали с места, если взрослый заходил в помещение или заводил с ними, сидящими, разговор.
– Согласен.
– А определять это законом было бы, думаю, простовато, потому что таких определений, кажется, не бывает, да им и не удержаться, хотя бы узаконены были словесно и письменно.
– Как уж удержаться?
– Итак, должно быть, Адимант, – продолжал я, – что какими правилами кто начал свое воспитание, такие из них проистекут и следствия. Или ты не думаешь, что подобное вызывается подобным?
– Как не думать?
– В заключение же можно, полагаю, сказать, что это придет к чему-нибудь одному совершенному и решительному – будет ли то добро или противно добру.