— Извините, доктор Нильсон! — Голос медсестры срывался, щеки пылали от негодования. — Честное слово, я пыталась остановить этого господина…

— Какой я вам «господин»! Я отец миссис Нильсон, — рявкнул старик.

Это не произвело на сестру ни малейшего впечатления. Она по-прежнему умоляюще смотрела на Зака.

Тот успокаивающе улыбнулся ей.

— Все в порядке, сестра, вы не виноваты. Через минуту мы уйдем отсюда все вместе и дадим наконец миссис Нильсон отдохнуть. Ступайте, я за всем прослежу сам.

Молоденькая сестра послушно вышла из палаты.

— Миссис Нильсон, — фыркнув, повторил отец. — Дурацкая больница, и порядки в ней дурацкие. Я битый час потерял в регистратуре, дочь, иначе давно был бы здесь. Какая-то дура не хотела меня впускать. У нас, говорит, нет миссис Палмер. Потом выясняется, что доктор Нильсон находится в палате своей жены. Я ей говорю, что это и есть моя дочь, а она мне продолжает талдычить, что к ней сейчас нельзя…

— На то есть причины, Эдвард…

Глазки старика вспыхнули. Он смерил Зака презрительным взглядом.

— У тебя всегда найдутся причины! За словом в карман ты не полезешь! Губы Зака сжались, Элен почувствовала, что сейчас грянет гром. Надо немедленно вмешаться.

— Папа!

— На то есть причины, — отчеканил Зак, стараясь держать себя в руках. — Это означает, Эдвард, что у нас разрешаются только два посетителя в день. Такие здесь правила. Кстати, эти правила непреложны и для других больниц. Элен только что перенесла операцию, ей необходим покой, Грэг и Эмили уже уходят.

— А сам-то ты что здесь делаешь? Я, слава Богу, умею считать до трех!

Так вот, ты — третий.

Зак лязгнул зубами. Едва сдерживаясь, он проскрипел:

— Я не посетитель. Я врач.

— А я отец!

— Не спорю. Но вести себя вы так и не научились.

— Слушай, ты…

— Хватит, дедушка, — натянутым голосом вдруг сказала Эмили. В эту минуту дед рванулся к Заку, но она решительно встала между ними. — Немедленно прекрати! — На ее щеках вспыхнули яркие пятна. — Как ты можешь! Мама плохо себя чувствует, а ты ведешь себя как испорченный ребенок…

— Эмили! — выдохнула Элен.

Гнев ее отца теперь был целиком направлен на внучку.

— Ах ты, паршивка! Как ты смеешь так со мной разговаривать? Мала еще поднимать на меня хвост.

И действительно, подумала Элен, как только Эмили посмела? Она с изумлением воззрилась на дочь, стрункой застывшую между двумя мужчинами. Кулаки ее были судорожно сжаты, тело подалось вперед. Элен смотрела на нее с ужасом и восхищением. Еще никто не осмеливался так говорить с ее властным отцом, кроме, пожалуй, Зака, а уж Эмили и подавно. Девочка всегда была с дедом мягка и уступчива.

— Как ты смеешь? — повторил старик со все нарастающей яростью. — О Боже! — Он с ненавистью посмотрел на Зака. — Всего несколько недель она провела в обществе твоего сыночка, но этого оказалось вполне достаточно! Она стала такой же грубой и невоспитанной, как и он. Похоже, это заразно.

— Это уж слишком! — Зак сжал кулаки. — Всему есть предел.

Эмили в негодовании топнула ногой.

— С чего ты взял, что Грэг груб и невоспитан?! — выкрикнула она.

— В этом нет ничего удивительного, у него есть с кого брать пример!

Видать, в отца пошел.

— Я буду очень рада, если он пошел в своего отца, — внезапно успокоившись, сказала Эмили. — С моей точки зрения, они оба просто великолепны. Лично мне они очень даже нравятся!

— А я тебе, значит, не нравлюсь, — усмехнулся ее дед.

Элен хотела вмешаться, немедленно прекратить эту ссору, но решила, что сейчас лучше ничего не говорить — слишком силен был накал страстей. Грэг тоже хранил молчание, лишь напряженно следил взглядом за спорящими. Глаза Эмили сверкали, как два огромных изумруда.

— Заметь, дед, я этого не говорила, ты сам был вынужден это признать!

Взгляд старика стал холоден как лед.

— Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления по своему адресу!

— Да? И зачем же ты пришел? — язвительно поинтересовалась Эмили, склонив голову набок. Сейчас ее волнение выдавали только руки, которые она то сжимала в кулаки, то снова разжимала. — Насколько я помню, ты даже не поздоровался с мамой, не говоря уж о том, чтобы спросить о ее здоровье.

Повернувшись к Элен, отец небрежно бросил: