Он бросает непонятный взгляд.

— Предпочту, чтобы ты была гостьей, — Роман откупоривает шампанское. — Представь, что ты на курорте, отдыхаешь и развлекаешься. В понедельник ты вернешься домой.

— А если Ян не согласится?

Роман наполняет передо мной фужер. Красноречивое молчание.

— Я хочу пить, — смотрю на пузырящееся шампанское.

Предлагать алкоголь человеку, страдающему от жажды — просто издевательство… Роман передает маленькую бутылочку воды, откупориваю и делаю жадный глоток.

— Горский должен вернуть фирму. Он влез куда не нужно и отжал то, что ему не принадлежит, — Роман набирает номер на своем спутниковом. — Но так даже лучше. Надеюсь, он уже понял.

А я чуть не давлюсь холодной водой, когда понимаю, что он звонит Яну.

— Вера у меня, — я не слышу, что говорит Ян, как ни прислушиваюсь. — Ты знаешь, что мне нужно.

Я ненавижу бывшего, это правда.

Но сейчас просто мечтаю, чтобы Ян оказался здесь. Он — моя единственная надежда.

Между молотом и наковальней.

— Она цела. Значит так, послушай. Вера пробудет здесь три дня, за это время ты подготовишь документы. Приедешь к точке сбора, которую я укажу и там передашь мне фирму. Вера будет со мной.

Горло перехватывает, и я опускаю голову, чтобы он не видел слез.

Ему ставят условия, как со Златой.

И Ян уже знает, чем закончится неподчинение.

— И да. Мне нужен твой указательный палец с правой руки. Требования не меняются.

Я подаюсь вперед, открыв рот.

Палец?!

Они требовали с него палец?

Теперь понимаю, о каких невыполнимых требованиях он говорил.

Я сомневалась, отдаст ли он за меня фирму… Но палец точно не отдаст.

— Она будет цела, пока мы тебя ждем, Горский. Даю слово. Но тебе придется поторопиться. Мне нужен свежий. Я отрежу его сам.

Он издевается.

Чего они хотят — палец Яна открывает врата в рай или чего они на нем помешались? Для меня это плохо. Это конец. Может быть, Ян бы еще выкрутился — вместо своего подсунул бы палец мертвеца из морга. Но они хотят гарантий. Фирму. Личное присутствие Яна. Он никогда на это не пойдет.

Три дня в аду.

И что потом?

Смотрю на Романа больными глазами.

— Что будет через три дня, если он не выполнит требования?

— Тогда ты останешься со мной, Вера.

— Нет, — выдавливаю я.

Роман не спорит. Мы оба знаем, что мое «нет» больше не решает ничего.

Издалека доносится рев вездеходов.

Даже не знаю, что хуже: остаться наедине с Романом или узнать, что кроме нас здесь будет куча мужиков.

Начинаю мелко, как собака в февральскую ночь, дрожать, когда к крыльцу подкатывают четыре вездехода. Мужики в дорогих спортивных костюмах со смехом спешиваются. На одном военная форма. С крайнего вездехода стаскивают тушу косули с остекленевшими глазами и сбрасывают на крыльцо.

Вот и мясо.

Открывается дверь, запуская туман и холод.

— Вот и девочка! — ржет главарь в камуфляже, вразвалочку приближаясь ко мне. Он и так здоровый, массы прибавляет одежда. — Молодец, Роман! Не ожидал, что привезешь жену Горского!

Он берет меня за подбородок, чтобы рассмотреть лицо.

Огромный, опасный и насмешливый, он знает о своем превосходстве и наслаждается этим. Дергаюсь, заметив кровь у него под ногтями.

— Рад, что ты оценил, — говорит Роман. — А теперь убери руки.

Он смеется, но отпускает подбородок.

Пытаюсь не ежится, но чувствую себя обреченной. Словно уже лежу в могиле и сверху меня закидывают землей. Шансы еще были, когда мы были одни. Но теперь… У меня нет этих шансов.

Манера держаться и тон мужика в камуфляже все объясняет: он ничуть не ниже статусом, чем Роман. И его не боится.

— Жену Горского себе берешь? Мне он тоже должен, Ром. Эй, скажи истопщику топить баню! — орет он. — На всех! Попаримся после охоты и вели зажарить косулю!

— Оставь нас, — бросает Роман.

Тот отвечает смехом, но уходит.

Расталкивает остальных на пороге. Они все пришли на меня посмотреть — на пленную жену Горского. Эти мужские липкие взгляды в гнетущей тишине — это ужас.

— Не бойся, — он замечает слезы в глазах. — Тебя он не тронет.

Не ври.

Эти движения вразвалочку. Холодные, пустые глаза и самое главное — смех. Перевожу взгляд за окно: мужик в камуфляже достает здоровенный нож, чтобы освежевать тушу и всаживает острие в шею животного натренированным движением.