Потом Купер испугался, не выглядит ли он неблагодарным. Ему хотелось спросить Тиллета, что именно он подразумевает под семейными сражениями, но не захотел нарушать безмятежный покой этого вечера. Как и покой всей нации, он был слишком хрупким. И не мог длиться долго.

Обе семьи с радостью встретили лето. Вокруг царило расслабленное и добродушное настроение, которое каждый старался поддержать. Даже Констанция и Изабель время от времени о чем-то говорили, хотя и недолго.

А вот разговоры о государственных делах по общему молчаливому согласию были отложены. Только Вирджилия, как-то вечером перебрав вина, принялась осуждать последние публичные заявления Уильяма Янси, адвоката и бывшего конгрессмена из Джорджии, который стал духовным наследником наиболее крайних взглядов Кэлхуна. Юг по-прежнему был недоволен сенатором от Нью-Йорка Сьюардом. Тот защищал условия Уилмота, утверждая, что они соответствуют закону более высокому, чем Конституция, – Закону Божьему, который однажды восторжествует над рабством. Янси в своей речи буквально подверг сенатора словесной порке. Прочтя об этом, Вирджилия наградила его множеством определений, не забыв и слово «сутенер». Вскоре она даже начала говорить вместо «Юг» – «Янси».

– Что за удивительный кладезь праведности вы воздвигли на Севере, Вирджилия! – взорвался Орри. – Все грешники находятся ниже линии Мэйсона-Диксона, и наплевать на то, что в Айове, к примеру, с каждого появившегося там свободного негра теперь будут брать жестокие штрафы! Все лицемеры живут на Юге, и не важно, что Калифорния, которую ваши политики так усердно тащили в Союз в качестве свободного штата, отправила в сенат защитников рабства. Вы никогда не признаете ничего в этом роде. Вы просто не замечаете этого, упорно продолжая изрыгать оскорбления!

Он отшвырнул салфетку и вышел из-за стола. Десять минут спустя Джордж отвел сестру в сторону и кричал на нее до тех пор, пока она не пообещала извиниться. Сделала она это с большой неохотой.

Если не считать этого единственного неприятного эпизода, теплые благодушные дни протекали мирно. Бретт приводила всех в восторг, исполняя на фортепиано новую песню Стивена Фостера «Родительский дом». Джордж стал непобедимым чемпионом в кегли. На веранде живо обсуждали попытки некоторых священников запретить последний роман мистера Готорна «Алая буква». Кто-то из церковников даже назвал его «пропагандой похоти».

Изабель и Тиллет утверждали, что подобный литературный мусор следует запретить законом. Джордж отвечал, что любой, кто так говорит, не признает свободы слова. Кларисса скромно заметила, что, хотя роман и кажется непристойным, Джордж, безусловно, прав.

– Женщина! – прогрохотал Тиллет. – Ты просто не понимаешь, о чем говоришь.

К счастью, дальнейшие споры были прекращены появлением Эштон, Билли и кузена Чарльза на лужайке перед домом Мэйнов.

Молодые люди собирались на пляж. Они ходили туда почти каждый вечер, и Чарльз изображал из себя дуэнью. Это невероятно забавляло Орри. Чарльз, конечно, очень изменился, но все же нанимать его на роль строгого блюстителя нравственности было почти все равно что нанимать черта.

Джордж смотрел им вслед, пока все трое не скрылись на дорожке, освещенной лунным светом.

– У меня такое впечатление, – сказал он, повернувшись к Орри, – что твоя сестра имеет серьезные виды на нашего Билли.

– Джордж, не торопи события! – воскликнула Констанция. – На следующее лето Билли уезжает в Академию. На четыре года.

– И тем не менее, – откликнулся Орри, – думаю, Джордж прав.

Он не стал говорить о своих сомнениях в том, что такой союз вообще возможен. Эштон была слишком непостоянной. Хотя, конечно, она могла измениться, так же как Чарльз.

– Вы должны непременно привезти Билли в Южную Каролину, – добавил он, все же надеясь на лучшее.

– Мы с большой радостью примем всех вас, – заверила Кларисса.

Вирджилия, сидевшая в дальнем конце террасы, скептически поморщилась.

– Мне бы очень хотелось увидеть Монт-Роял, – сказала Констанция.

Орри слегка наклонился вперед:

– Так, может, не будем откладывать? Давайте прямо этой же осенью. Октябрь у нас – один из самых чудесных месяцев. Купер будет счастлив показать вам Чарльстон, а потом вы могли бы подняться вверх по реке и погостить у нас.

– Отлично, мы так и сделаем, – сказал Джордж, сжимая руку жены.

Но уже через мгновение, увидев, как внимательно Вирджилия прислушивалась к их разговору, он подумал о том, не слишком ли они поторопились. Если они возьмут ее с собой, Мэйны, пожалуй, быстро пожалеют о том, что предложили свое гостеприимство.

Прислонившись спиной к влажному камню и прикрыв веки, Чарльз представлял себе обнаженные бедра самых нежных оттенков розового и коричневого. Одна пара бедер принадлежала пухленькой и сговорчивой девушке по имени Синтия Лэки. Чарльз познакомился с ней в первую неделю лета, когда зашел купить карамелек в лавке ее отца.