"Папа сказал нам, что ты воспользовался свободой прежде всего для того, чтобы приобрести квадратное зеркало в позолоченной раме и гравюру для украшения комнаты: мама и папа этим недовольны. Милый брат, ты сам распоряжаешься своими деньгами, вот почему ты должен с умом употреблять их на оплату квартиры, стирку белья и еду. Когда мы думаем о том, какую брешь создадут потраченные тобою восемь франков в той сумме, которую в трудную для нас пору мама могла тебе выделить, то все мы - и прежде всего она - со страхом спрашиваем себя, на что же ты станешь жить; мама просит тебе передать, что ты совершил неловкость, позволив себе эту покупку, ибо этим дал понять, что приобретенное ею для тебя зеркало ни к чему и что она только напрасно истратила пять франков, а ведь она сейчас в стесненных обстоятельствах; вот почему она просит тебя прислать ей это зеркало с мамашей Комен, ибо в такой комнате, как твоя, два зеркала, разумеется, не нужны. А потому, милый Оноре, впредь будь осмотрительнее и не повторяй подобных ошибок; мне хочется и приятно писать тебе только ласковые, нежные слова, и готова в крайнем случае передавать тебе мамины советы, а выполнять ее сегодняшнее поручение мне не доставляет никакого удовольствия, ну ни малейшего".

Итак, все дело было в том, что слишком обидчивая мамаша не могла вынести, как это сын предпочел другое зеркало тому, которое выбрала она сама. Дальше Лора сообщала домашние новости:

"На вакациях у нас в Вильпаризи будет много народу, а ты ведь знаешь, как это важно в деревне! Все думают, что ты - по дороге в Альби, и возносят молитвы за путешествующих... Мы еще не знаем, окажутся ли дамы де Берни подходящими для нас знакомыми... Бабуля подарила нам три шляпки из простроченной соломки - теперь такие носят; они просто прелесть, сам посуди, как мы ими гордимся... Окрестности Вильпаризи чудесны, особенно хороши леса. Каждое утро с шести до восьми часов, я сижу за фортепьяно; пальцы сами разыгрывают гаммы, а мысли мои уносятся на улицу Ледигьер".

Прелестный лепет юной девушки приводил Оноре в восхищение; он находил время отвечать ей длинными письмами. Брат, как и сестра, писал быстро, не раздумывая, "одним духом". То была "сердечная болтовня", она журчала, как чистый родник.

Мадемуазель Лоре, 12 августа 1819 года:

"Ты хочешь узнать, дорогая сестра, подробности о моем переезде и моем образе жизни. Вот они! О своих покупках я уже писал маме; но сейчас ты содрогнешься: что там покупки - я нанял слугу!..

– Слугу, брат мой? И о чем ты только думаешь?

Слугу господина Наккара зовут Тихоня, моего зовут Я-сам. Пробудившись, я звоню ему, и он убирает мою постель.

– Я-сам!

– Чего изволите, сударь?

– Ночью меня кто-то искусал, взгляни, не завелись ли клопы?

– Помилуйте, сударь, какие еще клопы!

– Ладно.

Он начинает подметать, но делает это не слишком умело... Вообще-то он славный малый; он старательно оклеил белой бумагой полки в шкафу возле камина, аккуратно сложил туда мое белье и даже сам приладил замок. Из синей бумаги, купленной за шесть су, и рамы, которую ему кто-то дал, он соорудил мне ширму, а потом побелил комнату - от книжной полки до самого камина.

Если он вздумает ворчать, чего пока еще ни разу не случалось, я пошлю его в Вильпаризи за фруктами или же в Альби - узнать, как поживает мой двоюродный братец".

О своей работе Бальзаку, увы, почти нечего сказать.

"Поверишь ли, целую неделю я все размышлял, мебель с места на место переставлял, из угла в угол шагал, потом что-нибудь жевал, но толком так ничего и не сделал. Роман "Бредни" [задуманный Бальзаком роман в письмах (прим.авт.)] теперь кажется мне очень трудным, пожалуй, он мне не по силам. Пока что я только учусь я совершенствую свой вкус".

Оноре читал запоем: стихи и прозу, французских и иностранных авторов, изучал философию истории, задавался вопросом, не сумеет ли он - после всех бурных перемен, принесенных Революцией, а главное - после кодекса Наполеона - дополнить труд Монтескье, написав книгу "Дух новых законов".

Лоранса (ей было семнадцать лет), как и Лора, писала брату; без всяких к тому оснований она считала себя глупенькой.

"Я вывожу из терпения бабулю, на всех нагоняю тоску, и они по праву сердятся на меня... Мама не делает никакого различия между двумя своими Лорами; должно быть, это ей нелегко дается, ведь сестрица - не мне чета... Почему так бывает в жизни: одна сестра душечка, а другая - никудышечка?"

Еще одно словцо из семейного лексикона Бальзаков! В словарях вы "никудышечку" не найдете. Лоранса признавалась, что она завидует тому, как хорошо играет на фортепьяно "милая сестрица". Но на самом деле Лора и Лоранса нежно любили друг друга. Романтичная Лоранса уходила в свои заросли сирени, там она мечтала о будущих женихах и уже успела похоронить семерых - в их числе были и "танцующие пастушки", которых ей представлял кузен Саламбье, басонщик; девушка немного стыдилась, когда при посторонних он называл ее "кузина" и принимался разглагольствовать о своей лавке.

Как и все в семействе Бальзаков, Лоранса позволяла себе весьма смелые, насмешливые высказывания в духе Вольтера. Побывав на торжественном богослужении в столице, она писала сестре:

"После проповеди всякий, должно быть, чувствовал себя осужденным на муки ада и ввергнутым в геенну огненную; но бедные мои ноги заледенели, и я поняла, что еще не нахожусь в преисподней; вот почему я по-прежнему расположена совершать греховные проступки: ходить в театры, на балы и в концерты, во все эти мирские вертепы, рассадники разврата, где невинность и целомудрие... и так далее, и тому подобное".