Шрифт:
Сейчас Блок лежала в комнате, которая когда-то была спальней ее родителей. Она переехала сюда уже несколько месяцев назад, но ей еще только предстояло распаковать вещи и как следует обставить комнаты. Футон, кое-какая мебель для спальни и диван составляли единственную меблировку во всем доме. Сегодня Блок проехала мимо трех магазинов для дома и сада, но мысль о том, чтобы обставить дом своего детства новой мебелью, все еще представлялась ей немного странной. Почему-то казалось, что мама и папа этого не одобрили бы. Умом Блок понимала, что это полная чушь, но пока этого было достаточно, чтобы обстановка дома оставалась до предела спартанской. Вдруг она что-нибудь купит, а это будет не совсем соответствовать ее представлениям об этом месте? Эта мысль беспокоила ее. Она хотела, чтобы все было безупречно.
Матрас был безжалостно жестким, но, как ни странно, довольно удобным. На полу стояла старая настольная лампа, провод от которой оказался слишком коротким, чтобы поставить ее на новую тумбочку. На приведение дома в порядок уйдет порядком времени, так что до тех пор ей придется мириться с некоторым несовершенством. Она повернулась, щелкнула выключателем лампы и с треском раскрыла роман Элмора Леонарда [26] , который читала много лет назад, но сейчас уже напрочь забыла.
26
Элмор Джон Леонард-младший (1925–2013) – американский писатель и сценарист, мастер криминальной литературы и вестернов, произведения которого отличались энергичными диалогами, персонажами-неудачниками и лаконичным юмором.
У нее заболела челюсть, и она напомнила себе о необходимости перестать скрежетать зубами.
Именно лампа, стоявшая на полу, а не на прикроватной тумбочке, заставляла ее до боли стискивать зубы. Лампа у нее всегда стояла на тумбочке.
Блок любила, чтобы все было как полагается. Что-то неуместное в комнате ощущалось как камушек, попавший в ботинок. Она задумалась о том, где бы раздобыть удлинитель для розетки в такое время суток, сказав себе, что чем-то подобным выпускает ситуацию из-под контроля. Встав с постели, прошлепала в ванную. В стаканчике рядом с умывальником лежала ночная зубная капа. Предполагалось, что она будет надевать ее каждый вечер, чтобы не скрипеть зубами, но из-за этого у нее болели десны и засыпать было еще труднее. Прополоскав капу, Блок уже совсем собралась вставить ее в рот, когда вдруг услышала собачий лай.
Доносился тот не из дома отца Кейт, расположенного по соседству. У Луиса не было собаки. Наверное, от других соседей – молодой пары из Сан-Диего, которые ездили на «Таурусе» и парковали его слишком близко к подъездной дорожке Блок.
Сухо треснул гром.
Собака опять разразилась лаем. Звучал тот не слишком громко. Блок могла сказать, что собака находится где-то в доме. Если б на заднем дворе, лай был бы намного громче. Эти дома были построены не для того, чтобы удерживать шум внутри. Дождь хлестал по дому, как из брандспойта. Блок немного помедлила, после чего выключила свет в ванной и уже возвращалась в спальню, когда услышала что-то еще, кроме шума дождя.
Вроде как глухое постукивание – словно ветка задевала о стену.
Звук доносился откуда-то снизу.
Она перегнулась через перила и вгляделась в темноту внизу.
Прислушалась, но ничего не услышала.
Выпрямилась, поднесла капу к губам, открыла рот – и тут услышала это снова.
Это была не ветка.
Кто-то стучал в ее дверь.
Время было позднее. Настолько позднее, что вообще-то скорее раннее.
Блок быстро прошла в ванную, бросила капу в стакан и медленно спустилась по лестнице. На стене напротив перил висели две фотографии. На одной из них была запечатлена она сама – в день окончания полицейской школы, а на другой – ее мать и отец где-то на пляже. Вид у обоих был счастливый. Мать подносила к губам рожок с мороженым, а отец целовал ее в щеку. От этого поцелуя она прикрыла глаза. По морщинкам в уголках глаз было понятно, что мать была рада этому поцелую – он казался ей таким же сладким, как мороженое.
Блок продолжила спускаться по лестнице, но, проходя мимо фотографии своих матери и отца, наклонилась и подобрала молоток, который вечером, повесив это фото, оставила на лестнице.
Молоток приятно лег в руку. В идеале ей полагалось бы вернуться наверх и взять свой пистолет, прежде чем даже приближаться к входной двери. Кто бы это ни был в это время ночи, ничего доброго это наверняка не сулило.
Босиком, в одной только пижаме Блок прошлепала к входной двери. Постояла там некоторое время, прислушиваясь. Потом еще крепче сжала молоток, опустила руку с ним вдоль бока, а затем повернула ручку, сдвигающую засов. Тот щелкнул, вернувшись на свое место в двери.
Потом она осторожно толкнула дверь, опасаясь того, что может за ней увидеть.
Нащупав в кармане рукоять ножа, она вытащила его и спрятала за спиной. Покосившись вправо, убедилась, что оружие остается незаметным для того, кто сейчас окажется прямо перед ней.
Все ее чувства обострились. Она чувствовала себя единым целым со всем миром. С природой. Естественным хищником на вершине пищевой цепочки. Ее уши уловили щелчок отпираемой двери, почти неуловимый скрежет металла о металл, когда дверная задвижка отодвинулась, притянутая поворотной ручкой, а затем дверь совсем чуть-чуть приоткрылась. Темный коридор открывался перед ней, словно в замедленной съемке, и она затаила дыхание, приготовившись к внезапному, яростному броску. Плечи у нее напряглись, она приподнялась на цыпочки, словно тигрица, готовая выпрыгнуть из высокой травы на добычу, разинув пасть и выпустив когти.
Дверь открылась еще шире…
Гарри стал медленно толкать дверь, держа левую руку на ручке, а правую сжав в кулак. Когда постепенно открылась улица, он увидел стоящую там фигуру. Ночь окутывала ее, как саван.
Кларенс жалобно заскулил, а потом завыл.
Цепочки, способной преградить ей путь, на двери не оказалось, и она метнулась вперед, ударив в дверь правым плечом, чем застала свою жертву врасплох. Внутри, в коридоре, было темно, но глаза у нее уже привыкли к полумраку.