Шрифт:
Ари сжимал в руках письмо отца.
Переживший уже один, хоть и легкий, по словам врачей, инсульт, отец Ари опасался, что второго ему не осилить. И, как только оказался дома, сразу же стал писать сыну. Предчувствие его не обмануло – смерть пришла за ним через десять месяцев.
На белом листе коряво выделялись синие чернила:
«Сын!
Последний раз, когда я тебя видел, я был ужасно разозлен. Я знаю, что мне следовало вести себя с тобой иначе. Мне вообще многое следовало делать иначе. Когда ты молод, то оправдываешься возрастом и глупостью. Когда тебе уже почти шестьдесят, как мне, найти оправдания сложнее. Я чувствую, что смерть меня не оставит. Она уже увидела меня, значит, вернется снова. Я не прожил эту жизнь так, как действительно хотел бы. И мне печально от мысли, что я и тебя хотел заставить ее прожить не так, как ты хочешь.
Прости меня, если сможешь. Делай все, о чем мечтал, и знай, что у тебя есть мое благословение. Не знаю, решусь ли я тебе сказать это сам или тебе суждено прочесть лишь сухие строки. Знай, что я искренен: я благословляю тебя делать все, что ты хочешь. И прошу тебя лишь об одном. Верни меня туда, где мне положено быть. Я не хочу лежать в чужой земле, которая никогда не станет моей, сколько бы моих предков и потомков на ней ни прожило. Верни мой прах в Ирак. Пройди путь наших отцов и верни нам дом. Это единственное, о чем я тебя прошу.
Я люблю тебя, сын. Прости, что говорю тебе это впервые.
Твой отец».Ари перечитал письмо уже раз десять, но никак не мог решиться. На церемонии прощания дядя Мсто, знавший о воле отца, настаивал на том, что Ари обязан ей следовать:
– Не выполнить последнюю просьбу умершего – это все равно что плюнуть ему в могилу. – Его черные кустистые брови почти сомкнулись на переносице. – Полетели со мной в Ереван? Оттуда начнешь свое путешествие. Съездим вместе в Иран, вернемся в Армению и оттуда уже поедем по пути, который завещал тебе отец: в Грузию, Турцию, потом в Ирак. Ты не будешь один.
– Зачем отцу это было нужно? – Ари все никак не мог отложить письмо в сторону. – Я даже никогда не знал, что он хотел побывать в Ираке.
– Мы вообще мало что знаем о своих родных, потому что сначала боимся спросить, а потом теряем интерес.
– Я даже в Армении последний раз был подростком, вряд ли что-то там помню.
– Значит, пора вернуть себе эти воспоминания. Может, твой отец знал, что это путешествие нужно не только ему, но и тебе. В общем, выбирай дату полета. – Дядя Мсто улыбнулся, сверкнув золотым зубом, с которым он не хотел расставаться, несмотря на возможности современной стоматологии. – У тебя есть отличный попутчик.
Ереван встретил их тридцатишестиградусной жарой. Казалось, что асфальт вокруг Звартноца вот-вот расплавится, превратится в тягучую реку. Воздух был раскален, но Ари дышалось здесь легче, чем в более влажном московском климате. Вокруг бесконечно сновали таксисты, желавшие нажиться на наивных приезжих. Ари и дядя Мсто в ожидании своей машины игнорировали их, словно назойливых мух. За ними ехал старший сын дяди.
– Авдо, я уже думал, что ты решил нас здесь бросить, – полушутя отчитал сына дядя Мсто.
– Пробки теперь как в Москве. Никогда не угадаешь, где они тебя настигнут. – Авдо закинул чемоданы в машину и приглашающим жестом указал на дверь. – Домой?
– Домой, – выдохнул дядя Мсто, вытирая носовым платком пот со лба. Жара была для него невыносимой, даром что он родился в солнечной Армении и прожил в ней большую часть жизни.
Дорога казалась Ари смутно знакомой. Но то скорее были отголоски рассказов родителей и его собственных фантазий, чем реальные воспоминания. Единственное, что он узнавал, точно понимая, что это не игра его воображения, – это вездесущие пулпулаки. Чистая ледяная вода била из них, словно источник жизни, собирающий вокруг жаждущих. Толпы туристов бегали во все стороны. Высунув голову из окна машины, Ари слышал то армянскую речь, то английскую, то французскую, то фарси. Удивлением для него стали индусы: он не встречал их в детстве.
Розовый туф, из которого в основном построен старый Ереван, на солнце кажется то персиковым, то охристым. Ари узнавал и его. Он маленьким любил ковырять стены, пытаясь сделать тайники для посланий друзьям. Помнил, как его за это постоянно журил сосед: «Ах ты маленький генацвале [6] !» Хоть Ари и был этническим езидом, дворовые товарищи в Ереване называли его грузином, так как он перебрался с родителями в Армению из Грузии. Ему было лет шесть, когда родители решили переехать в первый раз. Разницу между Грузией и Арменией Ари не сильно ощущал, если не считать языка. Все остальное маленькому переселенцу казалось похожим: солнце, фрукты, темноволосые люди, старики во дворе и виноградные лозы, оплетающие дома и внутренние дворики.
6
Обращение на грузинском.
Сложнее было, когда еще через год они отправились в Москву, где ошалевшему от таких резких перемен Ари пришлось привыкать к совсем иной культуре, холоду и диковинным словам вроде «черномазый», которые он не слышал раньше. После пяти лет жизни в спальных районах Москвы и грузинский, и армянский языки совершенно вылетели у Ари из головы. Дома родители, стараясь не забывать о корнях, говорили с ним на езидском, а улица обращалась к нему на русском со сложными вставками мата, которые Ари быстро научился различать. Тогда же он в последний раз побывал с родителями в Армении. Последнее лето, когда мама еще была жива. Она возила его по местам, где проводила детство, и учила читать книги не только глазами, но и руками, ушами, носом и сердцем.
– Ты чувствуешь запах книги? – обращалась она к сыну, приближая нос к раскрытому талмуду у нее в руках.
– Да. – Ари повторял за мамой. – Книга пахнет подсолнечным маслом.
– Это потому, что ты ел бабушкины пирожки, пока читал ее, – смеялась Тара, закручивая свои густые кудрявые волосы в тугой узел. – Теперь давай изучать книгу руками. Потрогай листы. Тебе нравится их шершавость?
– Нравится. Еще мне нравится их цвет. Словно топленое молоко. И обложка красивая.
– Мне она тоже нравится. Это одна из самых красивых книг, которые я видела.