Ну да, мама меня хорошо знает. Знает, что я не стану чувствовать себя обязанным врачам, которые спасали мою жизнь под какой угодно крышей. Благодарным — да. Но обязанным? Они точно так же делают свое дело, как я делаю свое.

— Так уже ночь прошла?

— Да, сегодня утро следующего дня после нападения на электростанцию. Ваши раны даже с коллагеном быстрее бы не зажили… Ну вот, пока мы говорили, как раз прошло время. Сейчас позову медсестру, она отключит вас от капельницы и мы осторожно попробуем подвигаться. Сделаем кое-какие тесты, если все хорошо, то можете быть свободны.

— Что, и все? — удивился я. — Неужели никто из Службы не хочет со мной пообщаться? Да и у меня самого масса вопросов по поводу террористов…

— Кого?

— В смысле, захватчиков электростанции.

— Эти вопросы не ко мне, ко мне — по медицинской части, — профессионально дружелюбный тон врача несколько сдал, в нем послышалось легкое раздражение, стальные ноты вернулись. — Представитель Службы действительно ждет в коридоре, но для начала давайте убедимся, что вы не страдаете от побочных эффектов, что у вас нет тошноты, рвоты, спутанности создания и тому подобного. После этого делайте что хотите и общайтесь с кем хотите.

Чего это он завелся? Вроде я ж ничего такого не спросил… Ну ладно, как бы то ни было, а идея «отсоединиться» от капельниц и прочей медицинской машинерии — очень своевременная.

Медсестра действительно явилась, и следующие полчаса я послушно приседал, крутил головой, поднимал руки, открывал рот, сдал кровь и даже пописал в баночку. В общем, изображал образцового больного. Когда я сел, голова действительно немного закружилась, но очень быстро это прошло.

— Да, если бы я не видел вас вчера, сказал бы, что вы идеально здоровы. Хоть в истребитель вас сажай, — заметил врач, когда проверил на планшете, подключенном к госпитальной Сети, результаты моих анализов. — Моча еще не совсем хороша, но это более чем объяснимо. Через несколько дней должна прийти в норму. Если у вас нет жалоб, можно спокойно выписывать. Я бы сказал, явиться на повторный осмотр дня через три, но вы же не явитесь.

— Это вряд ли, — честно подтвердил я. — И жалоб у меня нет.

На мне была больничная пижама, но медсестра, когда врач дал добро, сходила куда-то и принесла прежнюю одежду. К счастью, регенерировавшую вместе со мной, а то надевать окровавленный и дырявый свитер мало приятного.

Хорошо быть ребенком-волшебником! То есть вообще хреново, но когда дело доходит до восстановления от последствий собственной обостренной принципиальности, то лучше не придумаешь. Мне сейчас только продолжительного «отдыха» в госпитальной койке, пролежней, катетера и стомы в животе не хватало для полного счастья!

— Ну вот, а теперь можете встретиться с представителем Службы, — сказал врач. — Он по-прежнему ждет в коридоре. Здесь будете разговаривать?

— Да нет, сам выйду, — покачал я головой. — Что я буду у вас палату интенсивной терапии зря занимать?

— И то верно, — кивнул врач. — Знаете что? Давайте я вас тогда для разговора в нашу ординаторскую провожу.

Похоже, его раздражение улеглось. Или мне с самого начала показалось.

В коридоре представитель Службы ждал меня не один — Афина Ураганова тоже сидела в одном из кресел, кажется, дремала. Впрочем, увидев меня, она вскочила.

— Кир!

— Как видишь, я уже в полном порядке, — я покрутился перед ней. — Было бы, из-за чего переживать!

— Точно-точно? — подозрительно спросила мама. — И если я тебя обниму, из тебя кровь не потечет?

— Ну, это с какой силой сдавишь, — фыркнул я.

Мама обняла меня так, будто я был сделан из хрусталя. Как в раннем детстве, когда я болел с температурой. Наше проявление чувств было прервано легким покашливанием. Тогда я отпустил маму (разумеется, я тоже обнял ее в ответ, и крепче, чем она меня!) и поглядел на службиста.

Нормальный такой мужик, вовсе не «неприметный кгб-шник», скорее, наоборот: симпатичное располагающее лицо, мог бы играть положительных полицейских в кино.

— Корсаков Никодим Матвеевич, — он протянул мне руку, и я без колебаний ее пожал. — Я ваш и Афины Аполлоновны куратор от Службы. До сих пор мы не были знакомы, но, кажется, пришло время пообщаться.

— Да, — сказал я, — у меня к вам много вопросов. Меня обещали в ординаторскую проводить…

— Вы идите, — сказала мама неожиданно, — а у меня дела.

— В смысле? — не понял я.

— В прямом, — ответила мама. — Если ты сейчас будешь с Никодимом Матвеевичем говорить о чем-то важном, то у меня уровня допуска нет. А если о неважном, то я спать хочу, — она очень правдоподобно зевнула.

По моему скромному мнению, ей больше помогла усталость, чем актерский талант.

— Почему моему связному не дали допуск? — я холодно поглядел на куратора.

— Потому что я не хочу, — тут же вмешалась Афина, закатив глаза. — Кир, ну сам подумай! Я и так твой связной и работник АЭС. Нужно мне еще в международную политику лезть? Или в магические тайны?