— Нет здесь твоей матери. — прошипел Мёрфи, сдёрнув руку Майкла от меня. — И не нужен ты ей там.

— Где там? — спрашиваю я.

— Его мама умерла, когда ему было шесть лет. И когда он напивается до чёртиков, то говорит, что видит её. Уверен, он и сейчас думает, что она перед ним стоит. Эми, сядь обратно в машину, не стой здесь.

Я ещё раз окинула взглядом Майкла, прежде чем сесть на переднее сидение. Из больницы вышла Марьяна, показывая пальцем на нашу машину. Три врача подошли к нам, и увидев избитого парня, раскрыли рот.

— Кто это его так? — мужчина ощупал живот Майкла, а затем осмотрел голову. — Серьезного ничего нет, залечим.

— Точно ничего нет? — чуть ли не грызла ногти сзади Марьяна. — Ни сотрясения, ни переломов?

— Вы говорите так, будто хотите, чтобы они были. — засмеялся врач. — Нужно рентген делать, парни давайте его перевезём. Помогайте вытащить. — самый молодой из них подкатил каталку поближе.

Майкл хоть и не мог внятно излагать речь, но понял, где он, и кто до него дотрагивается. Поэтому, он привстал из машины сам и завалился на медицинскую каталку.

— С ветерком, пожалуйста. Жарковато. — тихо произнес он. — Или я блевану сейчас.

— Ожил. — улыбнулся Миллер. — Я приеду к тебе завтра, будешь ждать меня?

— Нет. — отчетливо ответил Майкл.

— Блять, в смысле нет? Почему нет, когда да? — Мёрфи взял его за руку, смотря ему в глаза.

— А что ты спрашивал?

— Ясно, везите его уже. Здорово тебе голову отбили.

Майкл размахивал руками, мешая врачам везти его. Что он делает? Он поёт? Я слышу, как Миллер закатился от смеха, провожая взглядом врачей, пытающихся угомонить Майкла.

— Миллер, конченный ты придурок, я люблю тебя. — заорал Майкл. — Если я не выживу, то не приходи ко мне на могилу, дай мне отдохнуть от тебя.

— Я приду! — закричал в ответ Мёрфи. — Приду, так ещё и самую нелюбимую твою песню включу. Слышишь? И Марьяну приведу.

— Нет! Я согласен даже на песню, но кикимору не подпускай. Я в гробу буду тысячу раз переворачиваться.

— Надо было не звать ему врачей. — нахмурилась Марьяна. — Идиот.

***

Наш котёнок расцарапал весь кожаный диван, опрокинул все вазы, порвал шторы. Злится ли Миллер? Нет. Он просто молча сжимает кулаки, окидывая взглядом весь дом. Я нервно посмеиваюсь в стороне, прикрывая рот рукой. Котенка даже не видно, он где-то спрятался.

— Киса, а киса? Где же этот маленький рыжий говнюк?Твою ж матушку раком, мое кресло! — томно выдохнул он, увидев растерзанное сидение за компьютерным столом.

Я оставила Миллера горевать над этим креслом, а сама пошла искать котенка. В голове я перебирала все возможные имена. Как-то же надо назвать его.

Ну же, малыш, где ты?

В гостиной нет. На кухне нет. Я смотрела везде, где можно. Подвал закрыт, туда он забежать не мог. В моей комнате прятаться негде. Остальные закрыты, только вот одна комната была открыта. Та, в которую Миллер не разрешает заходить.

Оглядываюсь по сторонам и захожу внутрь, запирая за собой дверь. Только свет озарил комнату, как мои глаза разбежались по разным углам. На стенах висели деревянные доски, а на них висели фотографии незнакомых мне людей. Как в настоящих детективах, от фотографий тянулись красные, зеленые и синие нити. Если это можно объяснить тем, что он работает следователем, то как понимать доску с моими фотографиями?

Безумие.

Я помню тот день. Я ушла с последнего урока домой, потому что мама забыла ключи дома, и мне нужно быть открыть ей дверь. А здесь я гуляю с Марьяной. Тут я впервые устроилась на работу, раздаю листовки.

О, мой Бог! На этой фотографии я переодеваюсь в своей комнате..

«Ты никогда не смотришь в окно, очень жаль. А вот я в твое смотрю часто» - подписано снизу.

Теперь я понимаю, почему мама всегда говорила занавешивать шторы.

В правом нижнем углу расчерчено место для очередной фотографии, а рядом прикреплен листок с надписью : «Здесь будет твой труп, если ты все же зайдешь в эту комнату и я об этом узнаю.»

К чёрту всё. Разворачиваюсь, проворачиваю замок в двери и выбегаю оттуда. Бегу, не глядя. Вниз по лестнице, только бы подальше от комнаты страха.

— И долго тебя ждать? — спрашивает Миллер, держа котенка на руках. — Он явно меня не любит, забери его. — протягивает мне рыжее создание, и я вижу царапины от когтей на его руках.

— Как назовём? — я прижала его к себе, услышав, как он замурчал.

— Шнырик. — обидчиво произнес Миллер. — Ему подходит, он испортил мои документы.

— А ты не клади их где попало! И не обижай мою булочку, он не виноват, что хозяин дома на всю голову перфекционист.

— Шпунтик. — закатил глаза он. — Как бы ты его не назвала, для меня он всегда будет либо Шныриком, либо Шпунтиком.